Вот если бы можно было вставлять и вытаскивать из головы, когда заблагорассудится, кое-какие воспоминания. И мысли! И женщин!
Ну и похмелье, конечно.
Мы уже шагали в направлении летного поля по подземному коридору, напоминавшему вокзальный выход к поездам дальнего следования. Но вскоре нас догнал запыхавшийся посыльный.
– Товарищ Гордеев, ваш вертолет заправлен, площадка свободна, ваш взлетный коридор – ноль восемь. Разрешите идти?
– Спасибо. Свободен, – кивнул Гордей.
– Есть!
Однако посыльный, рыжий веснушчатый солдатик, замялся, явно желая сказать что-то еще.
– Ну, что там у тебя?
– Товарищ Гордеев, ваш ассистент очень нервничает и просит, чтобы вы поторопились.
– Кто-о-о?
– Ваш ассистент, – совсем смешался посыльный. – Она, правда, немного другие слова говорила… Но мне повторять неудобно.
– Посыльный, – грозно прикрикнул Гордей, – тебя кто прислал на мою голову? А?
У него сейчас были такие страшные глаза, что солдатик невольно попятился.
– Дежурный по аэродрому, майор Хорошков.
– А при чем здесь мой ассистент? И почем ты знаешь, что ассистент – она? В смысле, женщина?
На всякий случай посыльный вновь отдал честь. И вытянулся по струнке. Он чувствовал, что где-то залетел, но как и в каком месте, не мог взять в толк.
– Ты лучше не думай, а говори скорей, – посоветовал Гордей. – Думать вредно, умным можно стать.
От моего внимания не ускользнуло, что Комбат тем временем медленно опустил руку в глубокий и вместительный правый карман куртки. Я знал, что там всегда размещался его большой автоматический пистолет неизвестной мне системы.
– Дежурному по аэродрому, товарищу майору Хорошкову, позвонил… позвонила ваш ассистент… ассистентка…
– К черту подробности! – рявкнул молодой ученый. – Кто тебя прислал?
– Дежурный по аэродрому вызвал меня и приказал исполнять то, что прикажут по телефону. Он дал мне трубку. Там ваша женщина… виноват. Ваш ассистент сказал, чтобы вы поторопились к вертолету. Иначе…
Солдатик виновато опустил голову и пробормотал:
– Я не могу повторить, товарищ Гордеев. Уж больно шибко она ругалась. По матушке и вообще…
– Она ждет у вертолета? – уточнил Гордей.
– Так точно.
– Ладно, солдат. Иди неси службу. Доложишь дежурному, что я просил объявить тебе благодарность.
– Служу де…
Но мы уже не слышали, кому он тут служит-де. Три пары наших сапог выбили из каменного пола гулкое эхо, которое тут же пошло гулять под высокими сводами других боковых галерей подземного терминала-накопителя.
Бежать предстояло по открытому пространству метров двести, и за это время "ассистент" мог "снять" нас даже без снайперской оптики. Или все-таки это была – она?
Вот и взлетка. В дальнем ее конце, сбоку, на одной из площадок, возвышается Гордеев геликоптер. А кто это сидит прямо на лыже?
Я вгляделся в невысокую статную фигуру, устроившуюся на стальном брусе лыжной рамы, и оторопел. Это была и вправду она.
Таинственная ночная гостья!
Мои спутники остановились, изучая ситуацию и степень ее опасности, а я уже смело и безрассудно шел навстречу своей недавней страсти.
Разумеется, она сразу узнала меня. Легкой, пружинистой походкой Анна подошла ко мне и непринужденно сунула ладошку:
– Салют, милый!
Ну, я, конечно, кавалер и джентльмен, но когда дело касается воровок и шпионок, за словом, как правило, в карман не лезу.
– Сама ты салют! – огрызнулся я. – А еще ты…
И прибавил несколько слов, эмоциональный фон которых, думаю, понятен на любом языке. В принципе выше я уже перечислял некоторые из них. Иное дело, что теперь мое вдохновение обрело второе дыхание, и небесные, благозвучные выражения так и потекли из уст Гоши Трубача медовой рекой.
– Ты… и…, а еще, такая же как… типичная…Вот ты кто, ясно?
– Ты стал оч-чень многословен, милый, – проворковала она и тут же интимно понизила голос. – В ту ночь ты не был столь краснореч-чив, ай-ай-ай!
В ее дикции порой опять пробивался этот странный, жестковатый акцент уроженки Прибалтики. Из чего я сделал блестящий и неоспоримый вывод, что она сейчас, пожалуй, тоже немного волнуется.
– Зачем?!
Я вдруг понял, что ору во все горло, и оглянулся на спутников. Гордей и Комбат смотрели на нас с большим интересом. И даже не отвернулись из вежливости, мерзавцы, делая вид, как интеллигентные люди, что весьма увлечены какой-нибудь увлекательной светской беседой.
– Зачем ты стащила карту, я спрашиваю?
– Ну. – Она с неопределенным видом покрутила в тонких пальчиках какой-то брелок из тусклого оргстекла. Все они сороки, не могут жить без разных ярких цацек…
Мать моя женщина, так это же мой брелок. "Ми- си-соль…" и так далее! Который мне вручили за музон, а она и его, выходит, стибрила?
– Отдай сейчас же!
Я тигром выцарапал у нее свой брелок и нацепил на левое запястье, где обычно ношу всякие фенечки.
– И не стыдно?
Она нагло усмехнулась прямо мне в лицо.
Львы умеют направлять свой рык в сторону, будто они на самом деле позади вас, а женщины – свои убийственные улыбочки, после которых все еще впереди.
– Я тоже захотела поискать клад.
– Сама захотела? Одна? Или с кем-то? – нажал я на последнем слове.