Год назад Анка из клана наемников попала в переделку. Нарвалась на анархистов, называющих себя в Зоне "Матросы порядка". Их отличительная черта – морская символика и любовь к полосатым тельникам, так что даже телогрейки зимой они красят в синие и белые полосы.
Верховодит у "матрасов" вожак по кличке Стакан Портвейна, городской алкоголик, насмотревшийся в раннем детстве революционных фильмов, наслушавшийся Цоя и в один прекрасный день сбрендивший на всем этом комплексе идей по полной.
Наемников вообще в Зоне активно не любят, а у Портвейна имелся на них давний и больной зуб. Поэтому он решил поквитаться за двоих товарищей, перешедших когда-то дорожку одному из крестных отцов-сталкеров Зоны, просто поймав любого из наемников.
И вдоволь натешиться над ним, прежде чем сбросить связанным по рукам и ногам в ближайшую "жарку" или "зыбь". Это любимый вид казни у Портвейна, хотя он называет ее гораздо ученей и выспренней – "эксклюзивный метод политического террора, интегрированный в местную инфраструктуру".
Я вообще заметил, что если рядом с тобой кто-то излишне часто употребляет слова "инфраструктура", "интегрированный" или "эксклюзивный" – не лишним будет оглядеться, нет ли поблизости мощной жарки. Скорее всего, она уже для тебя давно и заботливо приготовлена.
А уж за одно словцо "население", столь любимое всеми без исключения чиновниками вплоть до самых верхов, я бы расстреливал без суда и следствия. Почему я их должен любить, когда они нас даже за людей не считают – мы для них, видите ли, только "население"! Тараканы с крысами, между прочим, тоже население, и их на планете Земля гораздо больше, чем людей.
Как Анка угодила в ловушку, она в своем рассказе умолчала. Я ее понимаю: кому охота выставлять на всеобщее обозрение свои проколы. Наемники – тоже люди, им иногда тоже свойственно влипать в истории.
Когда же она решила подороже продать свою жизнь, ее забросали светошумовыми гранатами. Сразу убивать загнанную в тупик девушку в планы анархистов не входило. Портвейн всегда питал слабость к лучшей половине рода человеческого.
Последним, что она запомнила перед тем, как отключиться, были зияюшие в речном обрыве два круглых отверстия и собственное горькое разочарование, что тело отказывалось ей подчиняться.
Очнулась девушка уже по ту сторону прохода. Жива, целехонька, хотя и сильно контужена. И стала обратно выбираться. Но теперь уже обходным путем, потому что позади ее ждала смерть.
– Кто же тебя вытащил? И как транспортировал через трубу?
– Нашлись, видать, добрые люди, – пробурчала наемница. – Двужильные.
По всему видать, разговор ей был неприятен и она хотела сменить тему. Но дело для Анки – превыше всего. Поэтому она не задумываясь привела нас к зловещим трубам, справедливо полагая их лучшим выходом со Свалки.
Мы с Гордеем поочередно хмыкнули, но промолчали.
И Анка стала делить три на два.
Получался остаток. Им девушка сочла Гордея, мы же с напарником из мужской солидарности дружно предложили ей каждый свое общество в трубопроводной прогулке.
С минуту поспорив, было решено, что по левой трубе пойду я, а по правой – мои спутники. У каждого из нас имелась карта на случай гибели любого из группы.
У меня – оригинал, в кожаном планшете, укрытом на груди. У Гордея – копия, тоже скрытая на теле, но неизвестно где. Лично я не исключал, что очкарик запросто способен разместить ее даже на заднице, исходя из собственных аналитических соображений, смысл которых недоступен нам, простым смертным сталкерам.
Анка хранила карту Стервятника в своей милой и очаровательной головке. Я ни на йоту не сомневался, что прежде чем совершить якобы "просто дурацкий жест под воздействием женских эмоций" девушка запомнила карту до мельчайшего штришка и даже царапины на краешке листа.
Гордею почему-то так понравилась перспектива предстоящего путешествия в обществе дамы, что он широким жестом сделал мне поистине царский подарок. А именно – отсыпал в карман горсть своих личных гаечек, довольно увесистых, кстати говоря.
Я попытался отвертеться, но он заговорщицки поманил меня, самую малость оттопырил карман на боку моего комбеза и жестом фокусника указал внутрь.
– Глянь-ка, маэстро!
Маэстро глянул. И присвистнул. В относительной полутьме моего кармана вновь прибывшие гайки слабо светили ядовитыми кислотными тонами.
– Люминесцентный состав. Моя рецептура, – не без гордости пояснил Гордей. – В трубе они будут светиться еще ярче.
Я горячо поблагодарил напарника – чего-чего, а светящихся винтиков-шпунтиков в моем захудалом сталкерском арсенале еще не бывало. Затем подошел к своей трубе, показавшейся мне вдруг разверстыми вратами преисподней, и осторожно заглянул внутрь.
Там было темно, пахло сыростью, но дно выглядело вполне сносным, а главное – сухим. Только песок с обрыва и засохшие плети болотного вьюнка, который здесь, как и вся прочая флора Зоны, гораздо толще и длиннее своих нормальных аналогов.
– Я буду периодически тикать тебе на ПДА, – пообещал Гордей. И первым подтолкнул меня ко входу в неизвестное.