Клад вечных странников

— Мужики, это не корова, а гомосексуалист какой-то, — пробормотал он, еле шевеля языком. — Затрахала меня своими рогами в задницу!

— Я тебе покажу гомоглиста! — вскричала баба Ксеня, снова занося лопату.

Змей грянулся плашмя, прикрывая руками голову и стеная:

— Лежачего не бьют!

Словно не слыша, все дружно шагнули к нему — и так же дружно остановились. Маришка ахнула, Павел цокнул языком. Стиснутые кулаки разжались, и даже баба Ксеня опустила воздетый штандарт, он же лопата, он же орудие боя.

Да… Змею досталось и в самом деле крепко. Нежная, ласковая Ласточка только что не запорола его насмерть! Татуированная спина была исполосована кровавыми рубцами, кожаные штаны спасли нижнюю часть тела от проникающих ранений, однако висели клочьями.

— Ну, гад же ты! — с чувством сказал Петр, не трогая, однако, поверженного врага. — Нас тут на прицеле всех из-за тебя держали, а ты в это время под коровьими сиськами отсиживался?!

— Поглядел бы я на тебя, где бы ты отсиживался, храбрый такой! — неразборчиво пробухтел Змей, по-прежнему утыкаясь лицом в траву. — Они как налетели среди ночи, я еле успел через забор чесануть, а Виталю небось убили. Там такая стрельба стояла, ужас один!

— Похоже, там не только стреляли, но и жгли что-то, — вдруг сказал Сергей, вскинув голову и принюхиваясь. — Слушайте! Мне кажется, или…

Все замерли, воздев головы и тревожно раздувая ноздри, внезапно сделавшись до смешного похожими друг на друга: и Маришка с Ириной, и мужчины, и баба Ксеня, и даже Змей, который принюхивался лежа.

— Горит… — пролепетала баба Ксеня. — Точно, дымком наносит…

— Подожгли заимку! — ахнул Змей, вскакивая. — А ведь там… там…

Он взвился с травы и перемахнул через забор, забыв про свои боевые раны и не видя распахнутой калитки.

Все бросились за ним — правда, через забор лезть не стали.

— Погодите! — крикнул Петр. — Давайте в машину!

Он метнулся за дом, где на лужайке стоял старенький «УАЗ». Первым туда влетел Змей и устроился на переднем сиденье, нетерпеливо ерзая и болезненно поохивая. Сзади, толкаясь, набились Ирина, Сергей и Павел — как был, в одних шортах, но успевший заботливо прислонить деревянную «Тулку» к забору. Сергей уже начал было закрывать дверцу, как из сенника вылетела Маришка, размахивая связкой чего-то непонятного, вроде бы копытцами какими-то. Заскочила на заднее сиденье, и «УАЗ» тяжело осел на задние колеса.

— Ну, а тебя куда несет? — безнадежно спросил Петр. — Сейчас бы еще гайцов на дороге…

— Нет тут никого, разве что лось пробежит, — успокоила его Маришка и швырнула свою ношу на колени Ирине: — Держи обувку. Походи-ка по нашим борам необутая — живо обезножишь.

Ирина с изумлением узнала свои босоножки. Шевельнулось тепло в груди — какая она все-таки добрая, какая заботливая, эта внешне сердитая Маришка! Однако та бросила, словно плюнула:

— Носи тебя потом на руках! Хотя тебе небось только того и надо!

— А что, я готов! — радостно сказал Павел.

— Ну, вы угомонились там? — сердито спросил Петр и рванул с места.

Всех так и швырнуло друг на друга. Ирина ощутила, как сильные руки Павла подхватили ее, а в следующий миг она оказалась сидящей у него на коленях.

Смущенно встрепенулась, однако лицо Павла выражало такое неприкрытое удовольствие, что Ирина как-то засовестилась ему мешать.

Сидящий рядом Сергей похлопал по своим худым коленям, обтянутым джинсами.

— Прошу! — весело сказал он, адресуясь к Маришке.

— Да что вы! — кокетливо повела она глазами. — Я же вас раздавлю!

— Да я совсем не против! — галантно отозвался Сергей.

— Хватит вам возиться, — прикрикнул Петр. — Все рессоры мне поломаете!

— Забавно, — сказал Сергей. — Я же совсем забыл, что у меня тоже есть автомобиль.

— Да и у меня, если на то пошло, — усмехнулся Павел. — Видимо, судьба нам ездить всем вместе, что на бой, что на пожар. Но ведь так гораздо веселее, правда?

Никто ему не возразил — может быть, потому, что Петр врубил предельную скорость, и «УАЗ» поскакал по проселочным ухабам так, что вести светские беседы стало опасно для зубов и языка.

Ирина покосилась на Сергея с Маришкой, которые продолжали, как нанятые, обмениваться улыбками, и обняла Павла за шею. У того блеснули глаза, и, воспользовавшись очередным скачком, он поцеловал девушку в губы.

Прошлое

Ему и раньше приходилось убивать, и одно он знал наверняка: никакая душа из человека в это мгновение не вылетает. Все это писатели сочиняют: мол, в глазах меркнет жизнь и отлетает душа. Крик, кровь, судорога мышечная — вот и все. Только что был живой человек, потом он трепыхнулся — и сделался неживой.

Очень просто!

Он не считал себя жестоким человеком и всегда стрелял быстро, чтобы жертва не успела испугаться. Оксана тоже не успела…

«Поздно, — сказал он ей. — А вот если бы ты сразу сказала мне про подушку, все могло быть иначе».

Выстрелил. Оксана упала, и он сразу прошел в комнаты.

Прабабка ее, старая ворона, пташка ранняя, уже не спала: сидела, как всегда, перед зеркалом: нечесаная со сна, неряшливая, опухшая вся.

Увидев его, вскинулась:

— Ты? Принес письмо?