Клад вечных странников

Ирина уткнулась лицом в подушку. А вдруг все ее измышления ложны, глупы, в них нет никакого смысла? Вдруг Сергей не имеет никакого отношения к Психу — Стасу Торопову? Вдруг прав был Павел, обвинявший во всем Виталю? В конце концов, насчет пистолета Сергея промолчала не только она. Маришка тоже о нем ни словом не обмолвилась. Более того: только Сергею и удалось ее успокоить. Наверняка и Маришка не сомневалась, что в Петра стрелял Виталя. Почему же сомневается Ирина?!

Ирина села и напряженно уставилась в окно, как будто там мог оказаться вызванный ее мыслями Виталя. Оказаться и ответить на все вопросы…

Если именно он чуть не убил Петра, почему не канул во тьму, не растворился в неизвестности, а прибежал к Ирине — звать ее на помощь? Вспомнилось, как он смотрел на нее беспомощными, детскими глазами, полными дождя и слез, как бормотал: «К деду сходи!»

Конечно, она совершенно не разбирается в людях, если до полной одури влюбилась в преступника, убийцу, кошмарного, опасного человека, но что до Витали, можно поклясться чем угодно: не он стрелял в Петра! Не он виновник исчезновения деда.

А кто, кто?

Кто, кто! От кого остерегал ее Павел, заклиная сидеть сиднем у бабы Ксени, от кого просил держаться подальше?

Да, Павел совсем не прост! Очень удобно свалить все на Виталю, тем паче что между ними весьма острые счеты. А все-таки обвинял он Виталю больше для отвода глаз, чтобы успокоить Сергея.

Павел что-то знает о нем. Не о пистолете — что-то другое знает… Однако тем более странно, что он так спокойно оставил Ирину в обществе этого опасного и подозрительного человеком. Девушка моей мечты, сбывшийся сон… А сам взял и уехал!

С другой стороны, Ирина отказалась покидать Вышние Осьмаки, а Петра следовало доставить в больницу как можно скорее. Да и как она может судить о мужских поступках, что она вообще знает об этих диковинных существах?

Ничего. И знать не хочет, что характерно. Только об одном…

Ирина горестно покачала головой и выбралась из-под теплейшего стеганого одеяла, под которым пряталась от всего мира, свернувшись клубочком, уже несколько часов.

Господи, да уже давно за полдень! Хватит тут валяться, хватит снова и снова накручивать одни и те же мысли, будто локоны на палец! Этак можно снова довести себя до истерики. И влажная, теплая духота натопленной боковушки ей уже нестерпима, аж в висках стучит. Надо пойти прогуляться, проветриться. Может быть, поискать деда Никифора. Хотя ведь неизвестно, вдруг он сам вернулся. И если сейчас прийти к нему, можно услышать ответы на все свои вопросы. Может быть, старик знает, кто стрелял в Петра!

Ирина схватилась за платье, развешанное на протянутой через всю комнатку веревке, и по спине аж мурашки побежали, такое оно было сырое, такое противное. Баба Ксеня отстирала грязь, но высохнуть платье не успело. Разве что попросить другое? Или самой подняться в Маришкину светелку, взять что-нибудь там? Чай, не рассердится Брунгильда за такое самовольство?

Ирина глянула в окно и безнадежно усмехнулась. А какая разница, в чем идти? Через пять шагов по этому дождю самое сухое платье на свете сделается — хоть выжми! Так зачем же добро переводить?

Влезла в сырое, с трудом подавляя зубовный перестук.

И ничего. Терпеть можно. Конечно, до простуды — ровно два шага. А то и меньше… Ну и наплевать! Ну и простудится — хоть и до смерти! Чего ей сейчас хотелось меньше всего на свете, так это жить. Разве это жизнь? Влюбилась в преступника и готова даже…

Ирина споткнулась, потрясенная своим внезапным открытием. Оказывается, ей все равно, кто на самом деле Сергей. Ей все равно! И даже если дед скажет, что своими глазами видел: он, именно он стрелял в Петра, — Ирина заткнет уши, чтобы не слышать это.

Может, у него руки в крови, но сейчас не это самое ужасное. И не ее готовность к всепрощению. Гораздо страшнее то, что ему — ему! — это не нужно. Ничего ему от Ирины не нужно. Ни прощения, ни любви…

Она очнулась, только когда больно ударилась босой ногой о ступеньку дедовой избы. Ну надо же! А ведь и не заметила ни пути, ни дождя. Смутно вспоминалось, как уходила из дому. Баба Ксеня не остановила ее — прежде всего потому, что бабы Ксени не было. Вообще на улице — ни души, даже козы попрятались. Над пятью обитаемыми избами вились дымки. Понятно. В одной из этих изб собрались старухи, благодарят Богородицу за чудесное избавление от пожара — уж наверняка именно Неопалимая Купина ниспослала спасительный дождь! Жалеют Петра и Маришку, сочувствуют бабе Ксене — и моют, моют кости всем остальным гостям, особенно непутевой, шалой девке Иринке, которая окончательно голову потеряла из-за Сереги, а он-то, он…

Не думать! Не надо сейчас об этом думать!

— Никифор Иваныч! — робко позвала Ирина. — Вы здесь?

Ответа не было. В избе пусто, полутемно.

Внезапно пахнуло земляной сыростью. Ирина вспомнила: еще когда они нагрянули сюда с Маришкой, здесь стоял тот же запах. Откуда же он шел?