Клад вишнуита

— А о чем ты страдал давеча возле пруда, когда собирался омовение совершить? Глаза полны слез были!

— Думал, вернусь в дом — и придется мне снова есть твою стряпню. Как тут не заплакать!

— Пускай тогда Шагор хлопочет на кухне, — предложила Брахма. — Вот приедет, пусть и стряпает. Станешь есть?

— Чтобы Шагор готовила? — ужаснулся Броджешор. — Ты когда-нибудь заглядывала к ней в комнату? Сначала сама попробуй ее яств из песка, грязи и камней, а уж потом меня потчуй.

— Может быть, поручить это Профулле? — как бы невзначай обронила старуха.

Лицо Броджешора сразу просветлело. Так окутанный ночным мраком дом вдруг неожиданно весело высвечивается упавшим на него лучом фонаря случайного прохожего, чтобы потом снова погрузиться во тьму.

— Она же нечистая, — напомнил он.

— Неправда, — горячо возразила Брахма. — Все знают, что это наговор. Просто отец твой не хочет идти против общины. Видно, люди ему дороже сына. Может, поговорить с ним?

— Не надо, — остановил ее Броджешор. — Я не хочу, чтобы его унижали из-за меня.

Больше они об этом не заговаривали. Старуха так ни о чем и не догадалась. Это и немудрено — где уж было постороннему понять, что творилось в душе Броджешора… Что и говорить, Профулла отличалась необыкновенной красотой, но не только этим покорила она Броджешора. Он убедился, что душа ее не менее прекрасна, чем лицо, а может быть — и более. Будь она, как положено жене, возле него, подобно Нойантаре, его чувства к Профулле, наверное, приняли бы иную форму. Всепоглощающая страсть, которая охватила Броджешора, сменилась бы глубокой нежностью, и сердце его успокоилось бы. Со временем красота ее лица перестала бы волновать его, но красота души никуда не исчезает. Однако всего этого не произошло. Она сверкнула, как молния, ослепив его своим блеском, и тотчас погасла, исчезнув навсегда. Поэтому магия чар Профуллы возросла в тысячу раз. Но если бы еще только это! Все осложнялось из-за того, что к его страсти примешивалось острое чувство сострадания. Броджешору было мучительно жаль Профуллу. Ее оскорбили, оклеветали, лишили всех прав жены и законного крова! Сердце у него разрывалось при мысли о том, каково ей теперь приходится. Она могла умереть с голоду! Невыразимая жалость, помноженная на пылкую любовь, окончательно сломила Броджешора. Все его существо преисполнилось Профуллой. Ни для кого и ни для чего больше не осталось в нем места. Где уж тут было старой Брахме разобраться в его переживаниях!

Несколько дней спустя в доме узнали об исчезновении Профуллы. Новость эта, пущенная Фулмони, по пути в усадьбу обросла множеством слухов и несколько раз изменялась самым решительным образом. Хорболлобу сообщили, что его невестка умерла от удушья, наступившего из-за обострения ревматизма, а перед смертью ей якобы привиделась покойная мать. То же самое сказали и Броджешору.

Хорболлоб приказал совершить положенный обряд очищения, однако устраивать поминки запретил. Нойантара приняла участие в священной церемонии. Вытирая волосы после омовения, она заметила:

— Одной грешницей стало меньше. Хорошо бы и от другой избавиться.

Броджешор таял на глазах и в конце концов совсем слег. Недомогание никак особенно не проявлялось, юношу только слегка лихорадило, но он очень похудел и ослаб. Позвали лекаря, тот назначил лечение, однако оно не помогло. Броджешору становилось все хуже, болезнь стала угрожать его жизни.

Теперь причина его недуга перестала оставаться тайной. Первой поняла, в чем дело, старая Брахма, потом догадалась и мать — женщины всегда распознают такие вещи первыми. Хозяйка поспешила рассказать обо всем мужу.

— Ах, что я наделал! — вскричал тот, пораженный услышанным. — Я сам себя погубил!

— Имей в виду, — предупредила его супруга, — если мальчик умрет, я повешусь.

— Теперь я всегда во всем буду советоваться с ним, — дал зарок Хорболлоб. — Лишь бы боги спасли его!

Броджешор не умер. Его здоровье стало улучшаться, и наступил день, когда он поднялся с постели. Как-то в доме проходила поминальная служба по отцу Хорболлоба. Броджешор случайно оказался поблизости.

Да будет отец тебе дороже всего!
Да святится для тебя имя его! —

услышал он заключительные строки мантры, произнесенные домашним жрецом.

Эти слова запали ему в душу, и потом, когда тоска по Профулле особенно донимала его, он вспоминал их:

Да будет отец тебе дороже всего!
Да святится для тебя имя его!

Так Броджешор старался забыть о своей любимой. Стоило ему подумать о том, что именно отец явился причиной ее смерти, как он говорил себе:

Да будет отец тебе дороже всего!

И даже потеря любимой жены не поколебала его преданности отцу.

15