Кладбища. Книга мертвых-3

Объяснение этому протянувшемуся сквозь мою жизнь очарованию — совсем простое. Я метил сам стать большим военачальником, да вот пока не получилось, и, судя по моим годам, у меня уже совсем немного шансов на военные победы и подвиги. Как говорят, «не судилось». Ну что ж, может, в следующем рождении.

Также следует принять во внимание, что отец мне достался военный, он был офицером Советской армии, мелким карапузом помню себя шмыгающим среди солдат. Вообще меня овевали военные ветра еще многие годы после рождения. В войну меня лично бомбили на улицах предместья Нижнего Новгорода — Сормово, меня задвигали отец с матерью в снарядном ящике под стол, усиленный моим отцом несколькими слоями досок, так что я участник войны — на самом деле. Чего удивляться, что человек в военной форме мной воспринимается как родственник?

Война кончилась, и мы с матерью стали путешествовать вместе с отцом моим, лейтенантом Савенко, по военным городкам в Донбассе. Вот сейчас в Луганске сформирована армия ополченцев Луганской народной республики, так я там мелким ребенком с отцом вместе служил. Мое служение заключалось в том, что я вдохновлял отца по месту его службы. Кабинет отца был перегорожен ситцевой занавеской, в большей части кабинета отец вершил свои военные дела, а за занавеской сидели и лежали мы, иждивенцы: моя молодая мать и я. Тогда Луганск назывался Ворошиловград. Помимо Ворошиловграда, семья наша служила в Каменске (видимо, современный Каменск-Шахтинский), в Миллерово, пока мы не осели в Харькове, на улице Красноармейской. Там три этажа занимал штаб дивизии, а один этаж семьи офицеров — иждивенцы.

Столь долгая присказка была мне необходима, чтобы вспомнить нескольких российских военачальников, известных в моей стране боевых генералов. И заодно объяснить то безоговорочное доверие, которое я к ним испытывал и испытываю. В отличие от литераторов, этих я никогда не приветствовал и никогда им не доверял.

Очарование со временем исчезло, уж очень генералы оказались зависимыми от политической власти, но доверие и уважение к людям, ведущим армии в столкновение с армиями противника, под дождь из свинца и осколков, осталось.

Военноначальники — как правило, люди грубые, хотя встречаются среди них и играющие на скрипке (кажется, маршал Тухачевский играл на скрипке), юные солдаты, которыми военноначальники предводительствуют, еще более грубые молодые мужики, обросшие синими щетинами по лицам, с корявыми пальцами-лапами. Они рассыпаны группами по разрушенным ландшафтам, где вкопались в землю и живут в земле и пыли. Но я испытываю несказанное вдохновение и подъем сил, когда вижу отряд солдат на марше. Или фронт в наступлении.

Ну так вспомним их…

Корова генерала

Был, скорее всего, 1992 год, потому что с человеком, который отвел меня к генералу Варенникову, с пресс-секретарем Жириновского, я познакомился в 1992 году, в феврале. А уже в январе 1993 года наши отношения с Андреем Архиповым были прекращены за отсутствием необходимости в наших отношениях.

Причину, по которой Архипов привел меня к генералу я, ей-богу, не помню. Что-то мы от генерала армии хотели, а вот что, я запамятовал. Возможно, в своей наглости (и моей, и Андрея Архипова) мы собирались убедить генерала стать членом Национал-радикальной партии? А мы как раз замыслили создать эту партию, и таки создали 22 ноября 1992 года. Или уже создали ко времени визита? Судьба у партии оказалась неудачной. Это была первая моя политическая партия, первый блин получился комом.

Мы бежали по улице Сивцев Вражек, Архипов впереди. Он психопат по натуре своей, потому он несся, как поезд «Сапсан». По-моему, уже выпал снег, и мы вынуждены были считаться с грязными сугробами вдоль улицы, то перепрыгивать через них на тротуар, то в противоположном направлении — прыгать с тротуара на проезжую часть. Нас окатывали грязным снегом автомобили. Время от времени Архипов оборачивался, буклированное серое пальтишко застегнуто в талии, дурацкая шапка, знаете, когда ее задняя часть опущена и уши завязаны на затылке. Мне тогда все нравилось в России. Архипов был тогда похож на Рудольфа Гесса, и мне это тоже нравилось. Несколько дней тому назад (я имею в виду сейчас, в году 2014-м) Архипов, случайно встреченный мной в ЦДХ, сообщил мне, что он якут и сторонник якутской независимости, а тогда он был, с квадратной челюстью, вылитый молодой Рудольф Гесс, еще свежий, до тюрьмы Шпандау. В вестибюле дома на Сивцевом Вражке сидел консьерж, поскольку Варенников жил в элитном доме для высокопоставленных военных.

Консьержу его пиджак никак не подходил — консьержа выпирало из пиджака. Я предполагаю, что консьержем подрабатывал отставной майор. Под пиджаком он донашивал старого фасона военную хаки-рубашку с карманами, такая была у моего отца. Стол у него был накрыт красной скатертью, а поверх скатерти лежало стекло, что позволяло держать под стеклом целый набор бумаг и записочек, нужных консьержу. Он едва взглянул на нас.

— Мы к Валентину Варенникову, к генералу, — бросил Архипов на бегу.

— Его нет, — невозмутимо сообщил консьерж.