Кладбище домашних животных

Он их потерял, выронил, спускаясь в могилу или карабкаясь на холм. Ключи лежали где-то в траве, и, если он таи долго не мог найти фонарик, то как он может надеяться отыскать их. Это конец. Одна неудача, и все кончено.

«Теперь жди, жди этой проклятой минуты. Обыщи еще раз все карманы. Мелочь же там — если она не выпала, почему должны были выпасть ключи?»

Теперь он поискал тщательнее, перебрал мелочь, даже вывернул карманы наизнанку.

Ключей не было.

Луис стоял возле машины, раздумывая, что теперь делать. Он мог сесть в машину. Оставить сына там, где он лежал, залезть в машину и провести остаток ночи в бес» плодном ожидании...

Луис резко оборвал эту мысль.

Он нагнулся и заглянул внутрь машины. Ключи торчали в зажигании.

С чувством облегчения он подошел к дверце, открыл ес и вынул ключи. В сознании внезапно всплыл рассудительный голос старого Карла Малдена с носом картошкой, в старомодной высокой шляпе: «Запри машину. Забери ключи. Не дай хорошему мальчику стать плохим».

Он обошел «сивик» и открыл багажник. Он положил туда лопату, кирку и фонарик. Уже отойдя от машины на двадцать или тридцать футов, он вспомнил про ключи. Он опять оставил их в зажигании.

«Идиот! — прикрикнул он на себя. — Если ты будешь таким идиотом, лучше вообще оставить это дело».

Он вернулся и вынул ключи.

Он забрал тело Гэджа и был уже на полпути назад, когда где-то залаяла собака. Даже не залаяла — завыла; ее хриплый голос заполнил улицу.

— Аууууу! Аууу-у-у!

Он застыл под деревом, раздумывая, что может случиться дальше. Он ожидал, когда же в домах начнут зажигать свет.

Но свет вспыхнул только в одном окне, в доме напротии того места, где стоял Луис. Через минуту сердитый голов завопил:

— Фред, заткнись!

— Аууу-у-у! — отозвался Фред.

— Заткни ему пасть, Скэнлон, или я вызову полицию! — крикнул еще кто-то с другой стороны улицы, чуть ли не над ухом Луиса, заставив его отпрыгнуть и мигом разрушив хрупкую иллюзию пустоты и безлюдности. Люди были повсюду, сотни людей, и хозяин пса, усмиряющий его, оказался его единственным другом. «Черт бы тебя побрал, Фред,» — подумал он.

Фред начал новую руладу; начало вышло хорошо, но когда он собирался перейти к долгому тоскливому завыванию в конце, раздался тяжелый звук удара, за которым последовал долгий скулеж.

Вслед за легким скрипом двери воцарилось молчание. Свет в доме еще немного горел, а потом погас.

Луис не мог больше стоять и дожидаться; конечно, лучше было подождать, пока все окончательно уляжется. Но время уходило.

Он пересек улицу со своей ношей и приблизился к «сивику». Фред молчал. Он, сжимая одной рукой сверток, достал ключи и открыл багажник.

Гэдж не влезал туда.

Луис пытался запихнуть сверток вертикально, потом горизонтально — без толку. Багажник был слишком маленьким. Он мог кое-как согнуть сверток и втиснуть его туда, Гэджу было все равно, — но он просто не в состоянии был сделать это.

«Уезжай, уезжай, скорее, нельзя оставаться здесь дольше!»

Но он продолжал стоять с телом своего сына в руках. Потом он услышал звук подъезжающего автомобиля и почти машинально сунул сверток на пассажирское сиденье машины.

Он захлопнул дверь, обошел машину и сел за руль. Автомобиль пронесся рядом; он услышал гул пьяных голосов. Он уже завел машину и включил фары, когда его посетила ужасная мысль. Что если Гэдж сидит не так, с вывернутыми коленями и лицом, уткнувшимся в спинку кресла?

«Не глупи, — сказал внутренний голос с яростью. — Что ты думаешь! Ему же все равно!»

«Нет. Не все равно. Это Гэдж, а не куль с тряпьем».

Он повернулся и начал ощупывать сверток через брезент, как слепой. Наконец он нащупал какой-то выступ, очевидно, нос. Гэдж сидел правильно.

Только после этого он нажал на газ и отправился в двадцатипятиминутный обратный путь в Ладлоу.

52

В час утра у Джуда Крэндалла зазвонил телефон, отдаваясь эхом в пустом доме и разбудив его. Перед этим он спал, и ему снилось, что ему снова двадцать три, и он сидит на лавке в вагончике дорожной компании с Джорджем Чэпином и Рене Мишо, и они передают друг другу бутыль виски из Джорджии — тот же самогон, только с этикеткой, — в то время, как снаружи воет северо-восточный ветер, заставляя заледенеть и застыть весь мир, включая подвижной состав компании, — вот почему они сидят вокруг печки, глядя на пылающие уголья, пьют и рассказывают истории, которые запомнились им еще с детских лет, когда они, эти истории, заставляли их прятаться ночью под одеяло, истории как раз для таких вот вечеров. Это были истории темные, как темнота за окном, и в каждой из них светился зловещий красный огонек, как в этих углях. Ему было двадцать три, и Норма была еще жива (даже во сне он забеспокоился, что она будет ждать его в такую дикую ночь), и Рене Мишо рассказывал историю о еврее-разносчике из Бакпорта, который...