Кладбище домашних животных

Выход 31 был в дальнем конце перехода — и еще когда она смотрела на монитор, надпись «посадка» сменилась словом «отправление».

У нее вырвался крик отчаяния. Она подбежала к выходу и увидела, как дежурный убирает надпись «Рейс 104. Бостон — Портленд. 11:25»..

— Он улетел? — спросила она недоверчиво. — Правда улетел?

Дежурный сочувственно посмотрел на нее.

— Он и так вылетел позже. Сожалею, мэм. Вы сделали все, что могли, если это может вас утешить.

Он махнул за стекло. Рэчел увидела громадный 727 с эмблемой «Дельты», выруливающий на взлетную полосу, горящий, как рождественская елка.

— Разве никто не звонил, что я иду? — закричала Рэчел.

— Когда позвонили, 104-й уже поехал. Если бы я запросил остановку, им пришлось бы тормозить и сворачивать на запасную линию. Пилот был бы очень недоволен. Да и пассажиры — там ведь больше ста человек. Если бы вы подошли хоть на четыре минуты пораньше...

Рэчел пошла прочь, не слушая дальше. Она уже прошла половину пути до поста охраны, когда на нее накатила волна усталости и полного безразличия. Она подошла к одному из выходов и сидела там, пока темнота вокруг сгущалась. Потом она сняла туфли, счистив с подошвы одной из них прилипший окурок. «Ноги у меня в грязи, не хочу я трахаться», — вспомнила она с мрачным юмором.

Она вернулась в здание аэровокзала.

Контролерша поглядела на нее с сочувствием.

— Опоздали?

— Да, конечно.

— А куда вы летели?

— В Портленд, оттуда в Бангор.

— А почему бы вам не взять напрокат машину? Если вам действительно так уж нужно туда? Я могла бы направить вас в отель, тут недалеко, но раз уж я вижу, что вам так нужно туда попасть, то дам такой совет.

— Да, мне очень нужно, — сказала Рэчел. Она ухватилась за эту мысль. — А это можно сделать? Есть здесь какие-нибудь прокатные агентства?

Контролерша засмеялась.

— Да, конечно, у них есть машины. Они их здесь не держат, только когда погода нелётная. А это бывает часто.

Рэчел слушала ее рассеянно. В уме она уже начала подсчитывать время.

Она не успевала в Портленд к своему бангорскому рейсу, даже если бы пролетела магистраль с самоубийственной скоростью. Значит, надо было ехать сразу домой. Сколько это займет? Зависело от расстояния. Двести пятьдесят миль, вспомнила она цифру. Может быть, ее говорил Джуд. Она могла преодолеть их к четверти первого ночи, быть может к 12.30. Путь проходил по магистрали. Она решила, что имеет довольно хорошие шансы проехать всю дорогу без задержек на достаточно большой скорости, до шестидесяти пяти миль в час. В уме она быстро разделила 250 на 65. Не больше четырех часов. Ладно... пусть даже чуть больше. Она могла захотеть н туалет по дороге. И хотя сон сейчас казался ей невозможным, она хорошо знала свои ресурсы, чтобы предположить, Что ей придется как минимум один раз остановиться, чтобы выпить чашку крепкого кофе. В любом случае она будет в Ладлоу еще до рассвета.

Прикинув все это, она собралась спускаться — пункт проката помещался в главном вестибюле.

— Счастливо, дорогая, — напутствовала ее контролерша. — Будьте осторожны.

— Спасибо, — сказала Рэчел. Осторожность явно могла ей потребоваться.

51

Сначала он почуял запах и отпрянул, задохнувшись. Он стоял у края могилы, тяжело дыша, боясь, что его стошнит. Он опустился на землю и прилег, выжидая. Наконец тошнота прошла. Стиснув зубы, он достал фонарик, который до того держал под мышкой, и направил его в открытый фоб.

Глубокий ужас сковал его — это было чувство, напоминающее ночной кошмар, который не можешь потом вспоминать без дрожи.

У Гэджа не было головы.

Руки Луиса так тряслись, что он сжимал фонарь обеими, как полисмен на стрельбище. Луч прыгал вверх-вниз.

«Это же невозможно, — говорил он себе, — помни, то, что ты видишь, невозможно, этого не может быть».

Он медленно провел лучом по всей длине гроба, от новых туфель Гэджа к его штанишкам, пиджаку (Господи, ни один двухлетний ребенок не носит пиджак), к воротнику, к...

Его дыхание превратилось в хриплый звук, и вся скорбь о смерти Гэджа нашла выход в давящем страхе перед сверхъестественным, в растущей уверенности, что он начинает сходить с ума.

Луис полез в карман и вытянул носовой платок. Держа в руке фонарик, он нагнулся над могилой, едва не потеряв равновесие. Если бы сейчас кусок прокладки обвалился, он мог бы сломать ему шею. Он осторожно вытер своим носовым платком мох, покрывший кожу Гэджа — такой густой, что из-за него и показалось, будто у Гэджа нет головы.

Мох был влажным. Этого следовало ожидать; шли дожди, а прокладка не была водонепроницаемой. Поведя лучом в другую сторону, Луис увидел, что гроб лежит в мелкой лужице. Под слоем слизи он видел тело сына. Могильщики, уверенные, что никто не станет открывать фоб после такой ужасной катастрофы, не очень-то старались. Его сын походил на плохо сделанную куклу. Голова Гэджа была странно вывернута, закрытые глаза глубоко ввалились. Что-то белое высовывалось изо рта, как язык альбиноса, и Луис сначала подумал, что при бальзамировании ввели чересчур много жидкости. Вряд ли кто-нибудь знал, какая доза требуется для ребенка.