Кладбище с вайфаем

Мне стало доподлинно известно, что мой сосед Сильвестров Валерий Николаевич начнет с завтрашнего дня распространять слухи о том, что это именно я нагадил под его дверью, хотя откуда ему об этом знать, если я делал это глубокой ночью и вообще это был не я.

* * *

Все эти национально-озабоченные, сколько бы книжек они ни прочитали и сколько бы разных наукообразных слов они ни выучили, все равно, как павловские собаки, будут по-настоящему страстно реагировать и по-настоящему пылко возбуждаться лишь при виде “неканонических” фамилий, потому что для них, по сути примитивных двухмерных существ, именно там и больше нигде таится вся “правда жизни”.

Ну и ладно… Главное — это ясно понимать и не выдумывать ради самообольщения, что “все не так просто”. Да просто все. Проще не бывает.

* * *

Зря, по-моему, разные люди остро и публично реагируют на некоторые, так сказать, манифесты некоторых персонажей современной культурной сцены.

Эти персонажи не виноваты, что они такие. Они, эти персонажи, по-своему честны и искренни, по-своему ярки, наделены специфическими знаниями о некоторых вполне экзотических сторонах жизни и к тому же одарены кое-какими пластическими способностями, какими мог бы быть наделен, например, легендарный Маугли, попавший вдруг в круговорот непонятной ему человеческой жизни с непонятными, а потому и враждебными ему нормами и правилами поведения.

Попытаться объяснить Маугли, что человеческое сообщество устроено совсем не так, как волчье, и что волчья этика и эстетика вовсе не являются такими уж универсальными, что люди, выросшие среди людей, не обязательно называются “либералами” или, допустим, “евреями”, а называются они по-разному, конечно, надо. Но надо, мне кажется, делать это по возможности деликатно и не агрессивно. И, главное, не публично. Чтобы Маугли и вправду не показалось, что он написал такой уж вот прямо манифест.

И не надо его обижать и озлоблять. С величайшим трудом адаптируемый к цивилизованной жизни Маугли и без того, как его ни корми, все время косится в сторону дремучего леса, и если бы не привязывающие его к мировой цивилизации слабые узы, принявшие в данном случае форму тиражей и переводов на иностранные языки, только бы мы его и видели. А это было бы жаль.

* * *

Не сказать, чтобы особо сенсационная и заслуживающая какого-то особенного внимания, но какая-никакая все же новость:

“Режиссер фильма «28 панфиловцев» Андрей Шальопа получил премию «За верность исторической правде», которую вручает Российское военно-историческое общество (РВИО). Председателем общества является министр культуры РФ Владимир Мединский”.

Единственно, чем эта новость примечательна, единственное, что может подвигнуть на праздные размышления, это, собственно, два пункта, не очень-то даже и связанные между собой.

Первый такой. Не сегодня замечено, что само значение такого понятия, как “историческая правда”, в версии Военно-исторического общества вообще и министра Мединского в частности дерзко и вполне революционно расходится с теми представлениями об упомянутой правде, что долго и мучительно складывались и кое-как сложились в так называемой исторической науке, досадно для Военно-исторического общества и прочих сообществ подобного типа упорствующей в том, что историческая правда — это все-таки именно то, что было на самом деле, а вовсе не то, что обобщенному Военно-историческому обществу по тем или иным причинам непременно хочется, чтобы было.

Впрочем, уже было сказано вполне прямо и определенно, что бывает просто миф, а бывает миф святой. И что всякий, кто миф осмеливается назвать мифом, тот, по словам склонного к изысканным формулировкам культурного министра и самопровозглашенного историка, “мразь конченная”.

Во-вторых, не может не позабавить сама формулировка премиальной номинации. Когда то или иное произведение, претендующее на хотя бы приблизительную художественность, премируют не за те или иные художественные достижения, такие, например, как мастерство режиссера, или игра актеров, или еще что-нибудь в этом роде, а за нечто, расположенное за пределами всяких представлений об искусстве, то это, мне кажется, должно быть несколько обидно для создателей такого произведения.

То есть, если бы даже эта самая “историческая правда” наличествовала и на самом деле, а не только в воображении учредителей премии, все равно присуждение такой премии — это примерно то же самое, как если бы про стихотворение сказать, что его автор, судя по всему, хороший семьянин. Или что его поэма написана грамотно, с соблюдением орфографических и пунктуационных правил. Или, например, похвалить автора романа за то, что его роман набран разборчивым шрифтом и напечатан на хорошей бумаге.