Кладбище снов

— Нет! — вскрикнула Хельга и открыла глаза, тут же ощутив на лбу чью-то холодную ладонь. Мир вернулся, вновь став изукрашенной защитными узорами комнатой, где не было больше вязкого полуденного солнца сна, и только единственная свеча на столе кое-как разгоняла темноту.

— Ш-ш-ш, — Аркуд убрал руку и сел рядом, тревожно глядя на сновидицу. — Что с тобой, колдунья? Ты билась и кричала, будто в тебя Тёмный вселился.

— Я… — прошептала Хельга. Тело будто одеревенело, в горле пересохло, и говорить громче она просто не могла. — Нет, это был просто сон…

— Я могу помочь?

— Воды…

Мгновение, и перед глазами возникла полная кружка. Сколько времени прошло? Сновидица с трудом села, жадно припала к посудине, выпив всё одним духом.

— Трудно там? — боярин посмотрел на спящего Бажена. — Во снах?

— Я побывала в голове у безумца, — Хельга привалилась к стене и закрыла глаза. Остатки кипящих снов влюблённого юноши ещё бились где-то внутри, сочась наружу и медленно истаивая, точно дым. — Там всегда трудно.

— Значит, княжич всё-таки выжил из ума?

— Два с лишним месяца в грёзах не каждый выдержит. Бажен ещё может вернуться, но осталось ему недолго.

— Ты сможешь его вылечить? — нетерпеливо спросил Аркуд.

Она повернула голову, встретившись с ним взглядом, и боярин опустил глаза.

— Князь соврал мне, — глухо сказала сновидица. — Бажен не хочет возвращаться, и непохоже, чтобы во снах его удерживали силой. Если не узнаю правды, снова туда я не пойду.

— Ты встретила там девицу, — Аркуд не спрашивал.

— Встретила.

— А я ведь говорил Керасту, — он глубоко вздохнул. — Нельзя ничего утаивать от лекарей. Иначе и вылечить они ничего не смогут… Ладно. Тебе стоило бы расспросить Науза, он лучше объяснить может, а я говорить не мастак. Маг наш называл эту болезнь авто… ауто… автомалф… тьфу!

— Аутомалефициум.

— Он самый, — в голосе боярина послышалось облегчение. — По-нашему — самосглаз. Никакого колдуна не было, княжич сам себя в мир грёз отправил.

— Из-за девушки?

— Да.

— Расскажи мне.

— Она была дочерью купца. Не самого богатого, да и не родовитого вовсе — так, поднялся из низов торгаш, нагрел руки на войнах со Степью, и в рост пошёл. Девка у него — красавица, загляденье просто, тут спору нет. А парень в мать пошёл, горячий да влюбчивый. И кровь у него кипит, как у юнцов бывает, взял да и сказал Керасту, что жениться надумал. Так ведь будь она боярышней, никто и слова не сказал бы. Но дочь купца… Кераст в ярость пришёл. Бажена на хлеб и воду в светлицу посадил, эту вот самую, а девку выдал за одного из своих младших дружинников и приданое сам набрал немалое. Дружиннику это только в радость — жена красивая, скромная, денег полный сундук, а что не по любви, так ничего, обойдётся. А вот Керасту боком как раз и вышло. Княжич сперва кричал, сбежать пытался, угрожал стрельцам расправой, потом поутих. А через три дня заходим мы в светлицу, глядь, а он лежит, как мёртвый. Давай мы его тормошить, и без толку. Тогда Науз посмотрел, рассказал, что к чему, ну и кликнули мы лекарей. Так и ты сюда попала.

— Что ж за дурак этот ваш князь… — Хельга бессильно опустилась на тюфяк.

— Я пытался его отговорить, да Кераст сказал, что Бажену закалить дух надо, а то мягкий он, что твоя глина. И не стал меня слушать.

— Вот теперь и расхлёбывает.

— Пускай так, — не стал спорить боярин. — Я рассказал тебе всё, колдунья. Большего ты не узнаешь.

— Верю.

— Ты уснёшь снова? Жаль, что я не умею гулять во снах. Иначе сам пошёл бы за Баженом. Меня бы он послушал.

— Кто знает… Ты слишком увяз в настоящем мире, чтобы попасть в грёзы. Ты занимаешься многими делами здесь, и они держат тебя, как якорь. И если вздумаешь уснуть, потянут обратно, как бездомную навью тянут к людям земные воспоминания.

— Иди, колдунья, — глухо проговорил Аркуд. — Не томи меня.

Хельга кивнула, закрывая глаза. Медлить и впрямь не следовало.

* * *

— Ты снова здесь, — сказал Бажен.

— Снова, — согласилась Хельга.

— Зачем? Что пообещал тебе отец, чтобы отправить сюда?

— Я зарабатываю на жизнь, исцеляя таких, как ты.

— Я не болен!

— Есть болезни, о которых даже не догадываешься, и всё-таки они убивают.

— Да? — княжич посмотрел по сторонам. Площадь была пуста, ни безликих теней, ни Олафы. — Я не верю тебе, Хельга. Возвращайся к отцу и скажи, что никуда я не вернусь. И никогда.

— Если не вернёшься — умрёшь. Ты и так уже умираешь.

— Разве? — он криво улыбнулся.

— А разве нет? Ты ведь даже глаза не можешь открыть и увидеть правду о мире вокруг.

— Мой мир — настоящий! Живой!

— Любому творцу его мир кажется живым, — терпеливо пояснила Хельга. — Тем больнее видеть, что на самом деле это не так. Жить здесь — всё равно что жить на погосте среди могил, не замечая их.

— Докажи! — потребовал княжич.

— Доказать… — протянула Хельга. Она знала, что придётся это сделать, что иначе никак, и всё же оттягивала этот момент, как могла. Ведь ей придётся пустить Бажена в свой собственный сон. У неё их много, и всё-таки это убежище. Там нет места чужакам.

Это будет больно, но иначе нельзя.