Кладбище улик

Сквозь пелену дождя Кетгут даже не сразу обратил внимание на две темные, странно пригнувшиеся фигуры, притершиеся возле ухоженного подъезда одного из особнячков. Они выждали, пока он приблизится, и прыгнули. Одна — четко на опережение, вторая — блокируя отход.

Кетгут даже не сразу понял, что сбило его с ног. А когда уразумел — было поздно: он уже валялся на противоположном тротуаре, прижатый к земле огромными лапами.

Оборотни!

Причем — женщины!

Этого только не хватало для полного счастья…

Оскаленная кошачья морда разъяренной женщины в состоянии трансформации — это чрезвычайно страшно. Даже для бывалого обитателя сего бренного мира, каким мнил себя Кетгут.

Белые клыки величиной с полпальца клацнули в сантиметре возле его носа, и одуревший от такого зрелища Кетгут изо всех сил рванулся в сторону. Тщетно! Особь, восседающая на нем, оказалась довольно крупной и очень сильной. На грудную клетку давило килограммов сто.

Вдобавок ко всему самка-оборотень вдруг противно уркнула и с размаху звезданула лапой ему по виску. Мир на время померк и потерял привычные очертания…

От оглушающего удара Кетгута чуть было не вывернуло наизнанку. Он сглотнул тягучую слюну, с силой сжал веки и мотнул головой, приходя в себя.

По лицу молотили крупные капли. Давненько Истадалу не накрывал такой плотный ливень.

— У тебя есть одна попытка правильно ответить на вопрос, который сейчас услышишь, — с гортанным рыком сказала кошачья. Кетгут ощутил, как из зубастой пасти воняет гнилью, и на него накатил новый приступ тошноты. — Если солжешь, при следующем ударе выпущу когти.

Что ж. Более чем доходчиво, ничего не скажешь. Подобной силы шлепок с выпущенными когтями окажется последним воспоминанием Кетгута перед гнетущим мороком колодца жизни.

— Ты понял мою подругу? — оскалилась вторая, подходя ближе.

— Если это и был тот вопрос, на который я должен честно ответить, то утверждаю прямо и однозначно: да, понял.

Оборотни так дико зашипели, что у Кетгута мгновенно отпала охота иронизировать.

«Интересно, а эти киски не боятся копов, что преследуют меня? — подумалось ему. — Хотя… далеко не всякий вооруженный полицай решится напасть на оборотня в боевой трансформации. Тем более — на пару. А может, они вообще поставили в соседних переулках заклинание отвода глаз?..»

Тем временем первая женщина-кошка приблизила морду к лицу Кетгута, шевельнув черными усами. Он столкнулся с взглядом изумрудных глаз с вертикальными зрачками и замер.

— Ты видишь Улики? — тихо проворковала оборотень.

Кетгут в первый миг настолько опешил от вопроса, что даже вдохнуть в очередной раз забыл.

Это был не просто провал. Это был крах. Конец.

Конец его тайны.

Кто-то узнал о его уникальной способности! Но откуда? Где и, главное, на чем он прокололся?

Кошачья, продолжая пристально пялиться на него своим жутким нечеловеческим взором, подняла левую лапу и выпустила когти.

— Я… мне… как бы… — Кетгут вконец растерялся.

Признаться и тем самым раскрыть свою тайну? Или получить по мордасам этими страшными лезвиями?

Но женщина-оборотень не ударила его. Она по очереди распорола когтями все карманы жилета-разгрузки, выгребая содержимое на мокрые булыжники тротуара.

Она, конечно, не могла видеть среди кучи извлеченных вещей призрачного пятна Улики. Но, когда Кетгут невольно скосил глаза в сторону, удовлетворенно фыркнула.

— Скажи нам, ты ведь ее видишь, правда? — осведомилась вторая, оглядываясь на подозрительный шум за спиной.

Из подъезда выглянула воронья голова какого-то тэнки. Но, узрев женщин-оборотней, тэнки коротко клекотнул и моментально спрятался обратно, оставив Кетгута вновь наслаждаться малоприятным обществом клыкастых и мерзкими потоками воды, текущими повсюду.

Полицейских до сих пор не было видно. Наверное, оборотни все же установили заклятие отвода глаз. Жалко, что у Кетгута паршивые способности к непрямой магии, а то бы он среагировал заранее и вообще не сунулся в этот роковой проулок.

— Потомок одного из основателей рода Келебра хочет встретиться с тобой, — сказала первая женщина-оборотень. — Он очень влиятельный… человек.

— В таком случае, вряд ли ему будет полезен кусок фарша, в который ты собралась меня превратить, — осмелев, предположил Кетгут.

— Ты возродишься, — по-звериному неуклюже пожала она плечами. — И мы снова найдем тебя. Прячься хоть в мертвых дюнах Хайрана, хоть на каторжных каменоломнях — все равно отыщем. И тогда разговор будет еще более неприятным. И вообще… Зачем испытывать мучительную боль, если можно договориться, как цивилизованные… люди?

— А вдруг ты ошибаешься, и не вижу я никаких Улик?

— Тогда ты умрешь просто так.

— Валяй.

Кетгут крепко зажмурился, рискуя быть исполосованным в лоскуты острыми когтями.

Удара опять не последовало. Лишь дождь продолжал монотонно колошматить по лицу своими холодными каплями.

— Значит, я нужен вам живой. И сейчас, — сделал вывод Кетгут, медленно открывая глаза. — Зачем же так пугать, кисы?

— Убей его, — озираясь, шепнула вторая женщина. — У меня скоро силы на поддержание боевой формы иссякнут. Убей. Возьмем после возрождения. Винкент простит.