Парень все ещё двигался, когда лезвие проткнуло кожу и погрузилось в плоть. Кровь устремилась между лопаток вниз. Крыгин выдернул нож под углом, стараясь резать, словно пилой и всадил его снова, что есть силы. Нож ударился о что-то твердое, видимо о кость.
Парень взвыл, начал оборачиваться. Следующий удар пришелся на ключицу. Крыгин свободной рукой взял парня за нижнюю челюсть, мимолетом отметив, что парень-то, сука, красив, а потом воткнул нож ему в глаз и провернул.
Глаз лопнул, из него потекла по щеке желтоватая жидкость, вперемешку с кровью. Парень схватился руками за руку Крыгина, но в хватке уже не чувствовалось силы. Крыгин заскрипел зубами от натуги, вдавливая нож глубже и глубже, пока парень не обмяк, руки его не обвисли, он не сделался безвольным, словно набитая опилками кукла.
Если бы можно было выпотрошить его, набить опилками и действительно поставить где-нибудь в углу, чтобы красовался накачанным торсом, «шашечками» на животе, будто трофейное животное… Впрочем…
Крыгин взял парня подмышки и стащил с кровати, не обращая внимания на хлеставшую из ран кровь и на то, что руки стали красными и скользкими. Повернулся к Оксане.
Она лежала, подобрав ноги и укрывшись одеялом до пояса. Крыгин в некотором еще не остывшем возбуждении отметил её крохотные груди с торчащими сосками, пульсирующую вену на куриной шее и набухший красный прыщик на подбородке. Прыщик тут же захотелось выдавить. В приступе злости, кровожадной эйфории, он отметил, что Оксана — некрасивая женщина. Никогда не была красивой. Но Крыгин любил её без ума, сам не зная почему.
— Ну и что? — спросила Оксана. — Легче стало?
Крыгин пожал плечами. Он пока и сам не понимал, что творилось в глубине души, какие чувства могли вырваться наружу.
— Я не позволю, — произнес он негромко, — заниматься сексом с этими… ублюдками в моём доме. Трахайся где угодно, но только не здесь.
— Трахайся! Слово-то какое. Трахаются, Антоша, собаки. А мы тут любовью занимались. Знаешь, что такое любовь?
Конечно, он знал. Трепетное и горячее чувство. Оно имеет свойство сжигать сердца и разум людей ради шутки, а потом, вдоволь насмеявшись, уходить в поисках следующей жертвы. У любви был ощутимый привкус, навечно застывший на губах.
— Оксан…
Мысли медленно и тяжело ворочались в голове. В этот момент он понял, что будет дальше. Оксана убедит его, что была права. А он — нет. Чувство стыда разгорится в душе невероятным пламенем, и уже через час-другой тягомотного разговора Крыгин признает свою вину, покается и будет просить прощения на коленях, чувствуя острую боль от раздвоения личности. Потому что гнев и любовь не могут существовать вместе.
— Я устала, — пробормотала она голосом, в котором чувствовалась театральная тоска. — Я нормальная молодая женщина, мне еще только тридцать пять. Это, понимаешь, расцвет! Я любви хочу, нормальной, плотской. Чтобы меня, как ты говоришь, трахали, мяли, переворачивали, опрокидывали.
— А как же другая любовь?
— А другая любовь, милый мой, с тобой. У каждой женщины должен быть тот, кто её боготворит. Судьба выбрала тебя. Ты ведь рад?
Крыгин сглотнул:
— Конечно… милая, — пробормотал он будто против воли.
К этому всё и шло.
— Ты, главное, не психуй, — посоветовала Оксана. — Вредно для здоровья. Тебе меня любить нужно ещё много лет.
Она снова победила. Её спокойный и равнодушный тон оборвал что-то внутри Крыгина. Он ощутил, как из разверзшейся раны разливается по телу стыд. За убитого человека. За то, что давно не может вести себя, как нормальный мужик.
— Труп не прячь. Обмой, уложи в бане. Я займусь. И вправду, чего хорошему крепкому парню пропадать. Помощник в доме будет для всякого разного, — распорядилась Оксана небрежно.
— Я разберусь, — буркнул он и вышел из комнаты.
В тот день у Крыгина случился конец света. Он вышел на улицу, пересек дорогу и сел на лавочку около дома Зои Эльдаровны. Долго там сидел, в надежде, что бабушка-ведьма выйдет, но она так и не вышла. Тогда Крыгин зашел сам. Встретил её в летней кухне. Она как раз растапливала печку под большим старым котлом.
Крыгин рассказал обо всем, что произошло, чувствуя, как трясутся руки от напряжения. Руки, кстати, всё еще были в запекшейся крови. Но это не имело значения. В конце рассказа Крыгин пробормотал жалобно, чего не делал много-много лет:
— Можешь помочь? Понимаю, много скверного мы с тобой сделали, но не могу я так больше. Нет сил. Выбраться надо. Хочешь, вдвоем выберемся? Хочешь?..
Зоя Эльдаровна, фамильная ведьма посёлка Шишково, молча смотрела в глаза Крыгину и сочувственно улыбалась.
Она ничего не ответила.
Глава четырнадцатая
1.
Ощущение покоя.
По уму, следовало бы лезть на стену от переживаний. Метаться из угла в угол, плакать, вспомнить все существующие молитвы. Прогнать посетителей, запереться в комнатке и никого к себе не подпускать.