Иголки впились в затылок, в кончики пальцев, не давали сдвинуться с места. Маша сделала шаг вперед. Еще крепче прижала ладони ко рту.
Она тоже знала этого человека. Отец Наташи. Обнажённые участки кожи у него были покрыты синяками и ссадинами. Он следил за Машей взглядом и тихонько мычал.
− Вас освободить? — шепнула Маша, хотя на самом деле ей было страшно даже подходить ближе.
Человек не шевелился — он бы и не смог — но вдруг перестал мычать и подмигнул. Маше показалось, что губы его под скотчем пытаются расплыться в улыбке. Взгляд сделался совершенно безумным, потусторонним.
В темноте чуть поодаль стояли синие пластиковые вёдра, укрытые крышками. Три тридцатилитровых ведра.
− Что происходит?
Голоса метались птицами, тени внутри головы пришли в судорожное движение.
Но она, конечно же, не послушалась. Подошла, подцепила влажную крышку, приподняла.
Человек замычал вновь. Сильно, с надрывом.
Сквозь тяжелые химические пары было хорошо видно разъеденное кислотой лицо. Кожа местами свернулась в колечки, а местами просто отслоилась и слезла, обнажая потемневшие мышцы. Левый глаз вытек, левый заплыл под разбухшее веко. Из приоткрытого рта торчал толстый серый язык.
Маша почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она отступила на шаг, прижала руки к груди. Тело снова зачесалось, причём сразу целиком, от затылка до пяток — и зуд этот был чудовищный, невыносимый, будто только что Машу облили кислотой.
Человек замычал, заёрзал, натягивая связанные конечности. Он будто смеялся над дурочкой, которую только что увидел. Смеялся и ненавидел.
− Что происходит? — повторила Маша. — Это же мои вёдра, из квартиры. Но их должно быть два… мама… Олег… почему три? Почему в третьем ведре, мать вашу, лежу я?
Глава семнадцатая
1.
Этим вечером у Антона Александровича внезапно появилось действительно много дел.
Вообще-то, он не планировал торопить события. Время играло за него. Просто нужно было чуть-чуть скорректировать план.
Самую важную деталь нынешнего года он наметил на конец недели. Обвел красным маркером дату на календаре — тридцать первое декабря. Новый год, если позволите. Лучшее время для деловых предложений.
Крыгин не любил торопить события. Любое событие должно выстояться, набродиться, прежде чем будет подано на стол. Его необходимо подносить томно-мягким, жаждущим, чтобы кто-нибудь надкусил нежную плоть, разорвал оболочку первых моментов и вонзил зубы в самую гущу.
Оксана говорила: «Уж если пришлось пойти на радикальные меры с Зоей Эльдаровной, то почему бы не подождать с новой ведьмой-наследницей?»
Она была права, как всегда. Безмерная Крыгиновская любовь.
Крыгин мог себе позволить немного подождать. Надя напоминала Антону Александровичу муху, угодившую в липкую паутину. Это была ленивая, нерасторопная муха, которой, в общем-то, и деваться больше было некуда. Запутываясь, наращивая на своем теле слой за слоем липкие влажные ниточки, Надя становилась спокойнее. Она, видимо, надеялась замотаться в кокон, а на выходе обратиться в чудесную бабочку — спасительницу поселка, защитницу слабых и бедных, даму, излечивающую любые болезни, заглядывающую в будущее. О, как много людей даже не подозревают о своём тщеславии, пока не пожнут его плоды.
На деле выходило немного по-другому. Самую малость, если позволите.
Крыгин много раз представлял, как всё произойдет. Тот момент, когда муха осознает, что кокон вокруг неё — это не уютное жилище, внутри которого можно заниматься метаморфозой, а липкая паутина, в которой как ни барахтайся — будешь липнуть всё больше и больше.
Оксана шутила прошлой ночью: «Если есть паутина, то где-то поблизости притаился паук! Это следует понимать, граждане! Без этого в обществе никак!»
Она была пьяна и весела. Антон Александрович разделял её веселье.
В его представлениях — мечтах, если позволите — дело будет обстоять так: тридцать первого декабря они с Оксаной придут в гости в Наденьке. Принесут какой-нибудь торт, подарки. Наде — шикарный букет роз. Наташе — куклу или чем она там увлекается, не важно. Пусть передадут в больницу, если она до того момента не выкарабкается.
Оксана говорила: «Наташа сыграла свою роль, она нам больше ни к чему. Умрёт — да и ладно. Трагедия закаляет ведьм»
Безусловно, любовь всей жизни была права.
Антон Александрович представлял дальше: на праздник они прихватят несколько бутылок вина, хорошего, дорогого. От такого вина хмелеют быстро и незаметно. Можно опьянеть с одного бокала, оставаясь при этом жизнерадостным трезвенником, пока не приспичит встать с дивана. А уж там, как говорится, всё заверте…
Конечно, Надя уже не пьет, но алкоголиков, как говорится, бывших не бывает. А Антон Александрович умел крепко цепляться за главные людские недостатки.