— Его нужно поить. Сутулый занимается каждые два часа. Наполнять любовью. Помнишь, как ты звала меня в гости на чаёк каждый день? Так и здесь, но в ускоренном варианте. Если всё пройдёт хорошо, к Новому Году господин Грибов никуда больше от нас не денется.
— Главное, чтобы не умер раньше времени, — брезгливо произнесла некрасивая женщина. — А то перебор случится. Сначала дочь, потом бывший муж. Надя может с катушек слететь, а нам этого не надо.
— Не надо, милая. Верю, что не надо. Но дочь, может, и выкарабкается. У неё хорошие врачи, я проверял.
Крыгин принялся обтирать вспотевшее и окровавленное тело. Грибов задёргался и замычал, вперил в человека из администрации выпяченные раскрасневшиеся глаза.
— Ну же, не сопротивляйся, дурачок, — ласково произнёс Крыгин. — Как смотрит, а? Ненависть в глазах. Я думал, зелья в тебе уже много, а нет. Попрошу увеличить порцию. У нас этого добра много.
Грибов выгнулся снова, заскулил и вдруг затих. Глаза его медленно закрылись.
— Отрубился, — буркнул Крыгин, смахивая полотенцем пот с лба пленника. — Нелепые создания. Чуть что, сразу в обморок.
На лице женщины — Маша видела особенно чётко — блуждала странная улыбка. Она, не отрываясь следила за тем, что происходит и, видимо, ей это очень нравилось. Потом сказала:
— Антон, не задерживайся. Я спать не буду, подожду тебя. — взмахнула рукой и вышла.
Крыгин еще несколько минут — а на самом деле чуть больше, чем вечность — возился с привязанным телом. Что-то бормотал себе под нос, протирая Грибову подмышками, шею, затылок. Маша разобрала:
— Обожаю её… больше всей своей жизни… Если бы предложили… Не раздумывая… Убил бы ещё, и ещё, бесконечного много раз…
Он закончил, скомкал грязную бумагу и швырнул Грибову под ноги. Прошёл мимо шкафа, продолжая бубнить под нос что-то невнятное, агрессивное. В комнате погас свет. Скрипнула дверь.
Маша какое-то время сидела в окружении детских вещей из прошлого, вдыхала запах старья и плесени, а потом осторожно выбралась из шкафа.
Грибов смотрел на неё. Взгляд уже не был безумным, скорее жалостливым, несчастным. Кровь, конечно, не остановилась, вытекала медленно из рваных ссадин на обнажённом теле.
— Вы меня видите, — сказала Маша. — Это прекрасно. Я знаю, что у вас в голове. Вернее, кто там сейчас сидит. Понимаю, вы напуганы. Я тоже, до безумия. Сейчас же сбежала бы отсюда, если бы была возможность.
Она услышала на улице звук открываемой калитки, скрип снега под ногами. Кажется, нет смысла заманивать Крыгина в бабушкин дом. Он и сам собрался туда наведаться. Осталось только каким-то образом направить его на задний двор…
— Я сейчас подойду и попробую вас вытащить отсюда, — продолжала шептать Маша. — Всё будет хорошо, наверное.
Она нащупала взглядом нож под ногами Грибова. Подобралась, перебирая руками и ногами по полу, как какой-то дикий зверь.
Удастся ли поднять в этот раз?
Зажмурилась. Далёкие тени шептали, подсказывали, направляли.
Главное — сосредоточиться. Пальцы нащупали пластиковую ручку ножа, заляпанную кровью. Сжали. Осторожно подняли.
— Так, хорошо, ещё, ещё…
Вспомнила, как убивала отчима, как лезвие распарывало его кожу, рвало мышцы, погружалось в тело. Злость придала уверенности. Ну же, сколько ещё уродов осталось на земле? Сколько их вот так свободно бродят в темноте и ищут очередную жертву? В чём виновата Наташина мама? А отец, привязанный здесь?
— Ты и сама по уши в дерьме.
Всё верно, не бывает хороших или плохих. Есть нормальные и ненормальные. Маша сейчас старательно возвращалась к «нормальности». Какая ирония — стать нормальной после смерти, оставив после себя столько всего, что вовек не очистится…
Она подняла таки нож, слепо ткнула им во что-то мягкое. Второй рукой нащупала натянутую верёвку и принялась её разрезать. Перед глазами мелькали искорки.
Верёвка подалась легко, лопнула от напряжения, и сразу же обмякла. Маша быстро перерезала ещё в нескольких местах и только после этого открыла глаза.
Грибов стоял перед ней на коленях, торопливо стаскивал с себя обрывки, сдирал скотч.
— Ты кто такая? — зашептал он осипшим голосом. — Что происходит? Кто вы все такие?
На секунду замер, будто прислушивался к кому-то внутри головы. Потом протянул руки со скрюченными грязными пальцами к Маше, взял её за голову и резко прислонил свой лоб к её лбу.
Искры вспыхнули ярко и болезненно. Маша вскрикнула, чувствуя, как её сознание наполняется густой темнотой. Ведьмы перебирались обратно. Или, наоборот, затаскивали её в голову Наташиного отца.
Она увидела десятки рук, которые выползали из темноты.
Она хотела спросить: как же вы меня схватите? Это ведь происходит внутри головы.
Но они схватили, обняли, погладили, приласкали и повели за собой.