Кладбищенский фестиваль

Боль стала едва выносимой. Потом она перешла и этот порог. Отчаянное сопротивление Сущности поглощающему ее камню отобразилась длинными лилово-красными полосами на конвульсивно дергающейся Лимме. Казалось, сознание вот-вот лопнет, не выдержав напора, но Аурелиус продолжал медленно смещать неприподъемно тяжелую крышку, до тех пор, пока она, наконец, не поддалась и не плюхнулась в темную жижу.

Прошло целых две секунды, прежде чем Рамерик осознал — боль не отступила. Наоборот. Храм продолжал вытягивать Сущность — тонкий намек на ограничение времени, отпущенного для решения загадки.

— Проклятое Инопространство! — Прошипел Аурелиус и запустил руки в чернеющую пустоту внутри сундука.

Боль усилилась так резко (куда уж, казалось бы), что по всему телу пронеслась парализующая судорога. Но в то же время из ларца послышалась тихая мелодия, как из музыкальной шкатулки, и вверх потянулась тонкая золотистая ленточка.

Аурелиус схватил едва заметный кончик устремленного вверх серпантина и потянул его на себя. То, что было привязано к другому концу ленты, вызвало вздох разочарования: мертвая птица, удерживающая в лапах не более живую, чем она, крысу, а в зубах последней был зажат маленький ножик длиной с указательный палец.

И это как-то должно помочь выбраться отсюда?

Игнорируя все усиливающуюся боль, Рамерик попытался вспомнить все, что знал о Дамине. Точнее, о его символике. Скудные знания Андрея можно было в расчет не брать (если бы император только знал, под каким углом предстанут будущие события, наверняка тщательнее присматривался к выбору «источника» информации меньше года назад, а теперь даже в прошлое не вернешься из-за Блока). Об этом диковинном и, в то же время, посредственном мире юноша знал непозволительно мало.

Итак, птица. Символ свободы? Или смерти? Или того и другого? А мертвая птица? Отрицание свободы от смерти? Возможно. Во всяком случае, это больше похоже на правду — убийство Стража не является решением задачи. Как и самоубийство. В противном случае, это было бы слишком просто. И совсем не элегантно.

Хорошо, пусть с птицей все более-менее понятно. А крыса? Трусость, жадность, мелочная агрессия? Или разумность, бережливость, хитрость? О, хитрость! Уже ближе. Мертвая Хитрость? Ну и бред!

Аурелиус вырвал нож из зубов грызуна и, поднявшись, быстрым шагом направился к выходу.

Отбросить хитрость. Против Стража она не оружие. Действовать нудно прямо и просто, быстро и…

У самой лестницы Рамерик остановился.

— Я передумал! Эй, ты меня слышишь?

— Конечно слышу, владыка Кальтиринта, — прошептал знакомый голос прямо в ухо. — Я догадывалась, что мы увидимся много раньше, чем ты склонен был предположить.

Аурелиус с легкой усмешкой развернулся, очутившись лицом к лицу со Стражем Хитрости.

— У тебя есть то, что мне нужно.

— Не спорю, — женщина провела языком по губам и обвила руками шею Рамерика.

— А я всегда забираю то, что хочу. Без оглядки на все остальное.

— Ну так бери же.

— Спасибо.

Аурелиус неуловимо быстрым движением чиркнул лезвием ножа по горлу Стража и, запустив в рану свою ладонь по самое запястье, вырвал длинный кровавый кусок — язык.

Не издав ни звука, женщина мешком плоти упала в мутные серые воды псевдо пола. Длинные волосы легким шлейфом укутали неподвижное обнаженное тело.

Зажав в кулаке еще теплую добычу, Аурелиус почти бегом устремился вверх по темному проходу.

До чего все оказалось просто! Даже слишком. Решение буквально напрашивалось само собой, навязывалось, как и сам Страж. Перевернутые деревья, ретроспективный снегопад и мертвая птица — намек на временную петлю. Не решишь задачу до того, как силы иссякнут — начнешь заново. Просто убьешь Стража или покончишь с собой — начнешь заново. Попробуешь вернуться — начнешь заново. И так вечно. Потому что стоит провалить первую попытку, ты умрешь, а Сущность застрянет здесь, в этом проклятом лесу, даже если ты со второго раза разгадаешь условия прохода вперед. Крошечный диалог о языке — вообще ответ практически в чистом виде. В общем, если собрать все воедино, становится ясно, насколько Избранным Посвященным не хватало вдохновения двадцать лет назад. Правда, если хотя бы где-то в рассуждении закралась ошибка… Попытка только одна.

Большой железный колокол висел там же, где ему и полагалось. Не хватало только одной маленькой детали — языка. Вот теперь-то звонарь запоет! Все-таки у Избранных весьма специфическое чувство юмора.

Рамерик проткнул ножиком нежное мясо и со всей силы вонзил острие в грубый металл колокола.

Густой низкий звон прокатился по сизым джунглям с такой оглушительной мощью, что Аурелиус невольно зажмурился, боясь ослепнуть. Даже очень прочные, по сравнению с другими лиренами, сосуды в его теле грозили лопнуть от колебаний такой силы. Но прекратившаяся боль и, как глоток свежего воздуха, долгожданное разрушение Абсолютного Клиадрального Блока побудили вновь открыть глаза. И очень вовремя.