Кладезь бездны

– О да, они уделили, не сомневайся, – процедил нерегиль. – Пока аль-Мамун наслаждался, как люди это называют, состоянием единения, целая иерархия Сил неторопливо объясняла мне, кто я такой и чего я стою. Они вообще очень любят это объяснять – иначе как же им почувствовать себя Владыками мира и Наместниками Единого.

– Полдореа…

– По-твоему, я должен замолчать? Или даже склониться в благодарном поклоне?

– Джунайд сказал, что они идут в земли нерегилей, чтобы разделаться с Владыкой Севера, – строго сказал джинн. – За это не хочешь сказать спасибо?

– Земли нерегилей? – сухо, как закашлялся, засмеялся Тарег. – Какие такие земли нерегилей? Нет больше нерегилей, Имру. Нет. Нас перебили. Так что высадка светозарного воинства в сияющих доспехах несколько запоздает. Хотя – это как посмотреть. Я так думаю, что милосердные Владыки только того и ждали: когда же нас, таких упрямых, наконец-то перережут. Чтобы явиться потом со славой – и в назидание тем, кто пришел рыдать на могилки.

– Тьфу на тебя! Джунайд сказал, что с ангелами Запада придут многие племена Сумерек, нерегили в том числе!

– Нет, Имру. Не придут. Или придут, но не нерегили. Те, кто струсил и решил отсидеться в сени ангельских крыл, нерегилями называться не могут. Среди нас нет трусов, Имру. В этом скрыта большая печальная истина. Мы, трусить не привыкшие, плюнули ангелам под ноги. И пошли в бой – без надежды на победу, без надежды на награду. И все погибли в том безнадежном бою.

– Все?

– Все. И я тоже.

– Тьфу на тебя!

– Я – мертв.

– Тьфу на тебя!

– И мертв давно. И если бы тогда, в той бесконечной холодной тьме, в которой звучали надменные голоса Владык, я бы имел силы заговорить, не сомневайся, Имруулькайс, я бы сказал им то же самое. Что они уничтожили мой народ – за то, что мы отказались быть деткой на побегушках. И я бы снова плюнул им под ноги. Поэтому не говори мне больше о благодарности, Имру. Я не понимаю, за что мне их благодарить.

– Тьфу на тебя, Полдореа, – безнадежно пробормотал джинн. – Ну ты и…

– Кто?

– Что, прям-таки никого не осталось?! Они идут вам на помощь, кокосина! Ты что, не понимаешь? Это прощение!

– Ах, прощение?.. – зашипел Тарег, словно дикий кот. – Прощение, говоришь… Оооо, это такое сладкое слово – прощение! Оно обещает возвращение в Благословенную землю, в рай земной, под их справедливую, хоть и несколько тежелую руку – да, Имру?

Черный кот прижал уши:

– А… что… они… предлагали?.. Тебе?..

В ответ Тарег нагнулся – низко-низко, положив ладони на колени. И оказался нос к носу с джинном:

– Предлагали, Имруулькайс. Предлагали. Попросить. У Единого.

Кот, прижав уши, отклонился назад:

– А… ты?..

– А я, Имру, сказал то же, что и всегда.

– Полдореа, не говори мне, что…

– Я сказал, что пусть Владыки у меня попросят прощения за смерть ни в чем не повинной невестки и племянников. Я сказал, что желаю знать, как так вышло, что в прекрасном мире, созданном Благим Единым, умирают, растерзанные волками, невинные дети. Я сказал, Имруулькайс, что блаженства, оплаченного кровью этих детей, я не приемлю. И на корабль, отплывающий в Благословенные земли, не взойду. Я возвращаю пропуск на этот корабль. Не бунтую более, нет. Просто пропуск на корабль возвращаю. Вот такой ответ. Нравится?!

– Ты безумен, Полдореа… – завороженно глядя в глаза Тарегу, прошептал джинн.

Нерегиль криво улыбнулся и медленно распрямился.

От ворот послышались крики:

– Сейид! Сейид! Дело до тебя есть, сейид!

Спугивая кур и оскальзываясь на помете, через двор с проклятиями бежал бритый джунгарский разведчик в распоясанном овчинном тулупе.

Тарег так же медленно, как распрямлялся, перевел взгляд ледяных, ненавидящих, вмораживающих в пол глаз на бегущего. Пошевелил кистью левой, сильной руки.

Имруулькайс, в ужасе глядевший на движения нерегиля, сдавленно всхлипнул.

А Тарег вдруг встряхнул головой, и выражение лица его поменялось, словно узор в калейдоскопе. Как будто нерегиль перестал смотреть в холодной тьме на невидимого – и ненавистного – собеседника и наконец увидел перед собой тех, кто сидел на террасе, копошился при лошадях и бежал к нему через двор. Двух насмерть перепуганных котов. Глупо скалящихся джунгар в съехавших малахаях и шлемах с обломанными перьями. И утирающего лоб вислоусого степняка:

– Сейид… эта… Элбег к тебе бежит… Вести у него, сейид, ух, заморился, сильно бежал к тебе, сейид…

– Говори, – коротко бросил Тарег.

– Элбег сильно бежит, лошадь поменяет вон тута рядом, и снова сильно побежит…

– Я сказал говори, а не болтай! – гаркнул нерегиль.

– Элбег нашел господина Меамори с остальными кошаками, тьфу, прощенья прошу, сейид, с остальными… этими… как их… сумеречниками, во! – враз просиял джунгар и оскалил щербатые зубы.

– Держи дирхем и иди напейся, – благосклонно кивнул Тарег.

Сомлевший от счастья степняк подхватил монетку и враскоряку побежал к джунгарам, уже встречавшим его радостным гомоном.

Нерегиль смотрел ему вслед с непроницаемым выражением лица. Имруулькайс боялся вздохнуть или двинуться.

Наконец Тарег усмехнулся и посмотрел на разом сжавшегося кота.

– Вот так, Имру.