Кладоискатель ABC

Но мы все-таки уснули. И спали, наверно, несколько часов. А пробуждение было удивительное. Мне снилось, что я сижу на мокрой зеленой траве. Она вся в росе — и моя одежда мокрая до ниточки, а в глаза бьет яркое желтое солнце. Но оно совсем не греет, только глаза слепит… я с трудом открываю глаза. Желтый сноп света действительно колет зрачки. Фонарик!! Он светит! Мишка!

Мы вскочили на ноги и… тотчас упали, охая и ругаясь. Все суставы нестерпимо болели. Но черт с ней, с болью. У нас был свет — это важнее!

И вторая неожиданность. Речка за ночь стала мельче и в стене открылся проход. Не велик он, придется согнуться в три погибели, может быть, наглотаться воды с глиной, но пролезть можно.

Я взглянул на часы — семь часов. Значит, я проснулся точно в свой срок. Именно в семь утра я просыпался дома.

— Лезем! — решительно заявил Мишка и зашлепал по речке.

Я с фонариком пошел позади. Мишка лег в воду и просунул голову в пролом…

— Ползу, — глухо прозвучал его голос.

Я тоже лег и, держа фонарик в зубах, двинулся за ним.

Проход был очень узок. Если застрянем — нам конец.

В подземном дворце

Мы не застряли.

Мы стояли в огромном подземном зале. Своды из угловатых серых плит уходили высоко-высоко к гигантской люстре. Я назвал эту странную штуку люстрой, хотя, конечно, никаких ламп в ней не было. Это просто сросшиеся огромные белые сталактиты. Я видел сталактитовые пещеры на картинках в учебниках, но никак не думал, что они так красивы. Может быть, вы мне не поверите, но на несколько минут я забыл о голоде, холоде и страшной опасности остаться под землей навсегда.

— Вот это да! — протянул Мишка. — Смотри, Толя, там настоящие макароны висят.

И вправду с каменного уступа свисали тонкие длинные стеклянные трубочки. Они ломались со слабым звоном у нас в руках, хрустели под ногами…

— Макароны, — повторил я и проглотил слюну, представив тарелку с горячими промасленными макаронами. Сразу навалилась слабость. Хотелось лечь и закрыть глаза.

— Надо идти, Толя, — сказал Мишка. — Пока фонарь горит.

Правильно. Отдыхать сейчас нельзя. Я едва поднялся на ноги. Но чем больше я слабел, тем бодрее держался Мишка. Мы поменялись ролями — теперь он шел впереди с фонарем в руке, а я тащился за ним по холодной черной воде.

Речка сперва сделала петлю по подземному залу, а потом вошла в мрачный узкий коридор.

Мишка вдруг попятился и остановился:

— Паук, — сказал он хрипло.

— Где?

— Вон, на стене… ух, страшилище!..

Но я так отупел от холода и голода, что пошел вперед, взяв у Мишки фонарь.

Да, на стене желтело что-то огромное, многолапое…

Несколько шагов отделяло меня от паука. Отступать было некуда. Путь по речке — наша последняя надежда. Может быть, он нас не заметит? Я сделал еще шаг, и еще шаг. Мишка схватил меня за руку.

— Толя!

Паук не шевелился. Я прошел мимо, стараясь не смотреть на него. Но не удержался и все-таки бросил взгляд на страшилище.

— Мишка! Это не паук! Это просто натеки такие!

— Ух, и испугался же я, — признался Мишка, разглядывая «паука».

Это приключение меня как-то оживило. Опять я пошел вперед. Галерея сузилась, а речка стала глубокой — вода доходила до пояса, а иногда мы погружались по грудь. И высота галереи менялась. Чаще всего мы шли, почти не наклоняя головы, но были место, где потолок опускался к воде. Там приходилось ползти на коленях.

Начались вторые сутки нашего путешествия. Опять речка привела нас в подземный дворец. Тут не было люстры, но зато стоял целый лес колонн. Колонны слабо просвечивали в лучах фонарика — совсем как на станции метро «Автово». Между колоннами на каменном полу стояли глубокие лужи чистой воды.

— На первое — вода, на второе — вода, на третье — вода! — говорил Мишка.

Мы напились и даже умылись. На дне лужи перекатывались маленькие белые шарики.

— Смотри, Мишка, — сказал я. — Подземный горох.

— А ну тебя, — ответил Мишка, — то макароны, теперь горох…

Он отвернулся, а я, не знаю зачем, положил в карман куртки пригоршню подземного гороха…

Усталость росла с каждым часом. Мишка жаловался, что его валит сон. Коридор был так узок, что мы шли, обдирая боками стены. Но мы сумели пролезть в третий зал. В нем была только одна, но толстая, как вековой дуб, колонна. Пол пещеры покрывала вязкая глина. И вдруг…

Сон, бред… или явь?

…и вдруг Мишка закричал:

— След! Толя, смотри! След человека!

— След? — я подошел к Шилину, но тут случилась новая беда. Фонарь погас.

— Погас! Погас! — кричали мы и поочередно трясли фонарик. Он не светил. В полном изнеможении сели на липкую глину — сил больше не было.

— Какой след ты увидел? — спросил я. — Босой ноги?

— Нет, — ответил Мишка, — это след от резинового сапога. Рубчиками.

— Показалось, наверно.

Мишка не ответил. Он заснул.

Я подполз к нему, прижался спиной к его спине и тоже забылся…

Сколько часов прошло — не знаю. Меня разбудил Мишка:

— Толя! Надо идти, Толя.

Но при мысли, что надо опять лезть в холодную воду, мне стало совсем плохо. Я, наверно, простудился — меня знобило, болела голова.