Кладоискатель и доспехи нацистов

Это был Вова Богунов, только значительно возмужавший — видел-то я его последний раз лет в семнадцать. Коротко стриженная башка, круглые глаза и приоткрытый от удивления рот. Теперь я знал, как выглядит древолаз засадный в мирной обстановке. Мы шарахнулись друг от друга. «Сейчас убьет!» — мелькнуло в голове. Похоже, не только у меня одного. Почти наперегонки мы выломились из магазина и рванули в разные стороны. Я — доставая из-за пазухи «стечкин», Рыжий — не знаю, что он мог доставать; оружие в его негритянское платье заныкать было некуда. Когда я оглянулся, Богунов исчез.

С сильно бьющимся сердцем, я вернулся домой. Ни о каких продуктах речи уже не шло. Теща просекла по моему лицу, что опять случилось нечто экстраординарное, и вопросов задавать не стала.

Я, ошалелый, сидел в своей комнате и рассуждал, к каким последствиям может привести наша встреча. Вова теперь знает, что я жив. По его харе было заметно, что он записал меня в покойники, а тут я воскрес и стою рядом с ним в очереди за колбасой. Есть от чего распереживаться. Рыжий меня боялся. И еще я знал — теперь он будет с удвоенной силой стараться меня убрать. Богунов привык доводить дело до конца. Пухлый был прав: свидетель синявинской бойни древолазу не нужен.

— Какая попеня, — сказал я и поймал себя на том, что говорю словами Пухлого.

Почти сразу же раздался телефонный звонок.

— Иди, милый, тебя, — в комнату заглянула Маринка.

— Алло. — Я взял трубку. Это был Чачелов.

— Крейзи убит, — загробным голосом сообщил он.

Меня как током пробило. «Как это Рыжий успел?!» — промелькнуло в мозгу. Я обессиленно опустился на стул.

— Не может быть, — пробормотал я.

— Зарезан у себя в квартире, вчера, — флегматично пояснил Пухлый.

Я аж очком к сиденью прилип — сунь в него лом, наверное, перекусит пополам.

— Я только что Рыжего в магазине видел.

— Да ну? — сказал Вова Чачелов.

— Случайно встретились.

— И что?

— Разбежались моментально в разные стороны.

— Плохо. Теперь он будет охотиться за тобой.

— А что делать?

— Мчаться вприпрыжку в глухие ебеня. Меня такой совет не устроил.

— Есть еще варианты? Пухлый подумал:

— Не торчать напротив окон. Не срать, не пить, не курить на открытом месте. Ходить только по узким улицам. Рыжий будет стараться тебя застрелить. Хотя теперь не знаю — Крейзи он завалил на дому. В квартире «афганку» нашли всю в крови. Купил где-нибудь в секонд-хенде, чтобы не замазаться, чиканул по горлу и сбросил. У него ведь вата вместо мозгов; после армии совсем отморозился.

— А ты что будешь делать?

— Сам попробую на него поохотиться. Постараюсь найти его раньше, чем он меня. Это будет непросто. Рыжий дома сейчас не живет.

Пухлый уже отслеживал его. И делать это начал сразу по возвращении из Синявы. Я представил, как он ходит кругами возле дома Рыжего, принюхивается, наводит справки. Высматривает следы. Готовится обезвредить. Богунов делает то же самое.

Получается незримая охота опытных следопутов, каждый из которых одновременно является дичью и ловчим. Два старых друга, которых испортила война. Жутко стало от этого противостояния.

— Он поселился где-то неподалеку от меня, — поделился я своими соображениями.

— Возможно, — сказал Пухлый.

— Ты Димону сообщил?

— Да. Он знает, — меланхолично бросил Пухлый. Говорить больше стало не о чем.

— Ну что ж, до встречи, — подвел я итог. — Будем предохраняться.

— Ауфидерзеен, — молвил Пухлый и отключился.

В компании нашей народу стремительно убавлялось.

17

— И вам всего доброго, Остап Прохорович, — помертвевшими губами промолвил я и повесил трубку.

Только что я разговаривал с воскресшим Стаценко. Вернее, для меня он был ожившим мертвецом. Повторилась история с проверочным звонком тестю, только мы с Остапом Прохоровичем поменялись местами. Я не ждал его услышать. Я думал, что он мертв, но пронырливую номенклатурную породу оказалось не так-то просто уничтожить. Как он уцелел, было совершенно неясно. Вероятно, я все же мазал, неравномерно распределял прицел: волновался, и расстояние было большое. Зато теперь я знал, как чувствовал себя в магазине Рыжий — морда у него была, словно он увидел призрак. Незаметно для себя, я почти сроднился с засадным снайпером, наверное, потому, что избрал аналогичную стезю киллера. Вернее, она избрала меня.

«Сказавший „алеф", должен сказать и „бет"», — как говорят наши друзья евреи. Между прочим, евреи, если судить по Библии и операциям Моссада, народ мстительный и гневный. Так почему я должен прощать сонму душегубов убийство моего родственника? Коли уж уподобляться Богунову, так уподобляться во всем. Например, в привычке доводить начатое дело до конца. В данном случае до летального. Почему я должен… Никому я ничего не должен. Я свободный человек.