Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха

— Это аванс. Все необходимое для работы у вас уже есть, — ответил Эррара бесстрастно. Расчетливость здесь тоже была европейской.

Мы проводили скупого рыцаря самыми теплыми напутствиями, сели в машину и отправились домой. Во дворе открыли багажник. Запаска. Домкрат. Здоровенная монтировка или даже, скорее, маленький ломик. Складная лопата. Чемоданчик с набором инструментов. В глубине приютился могучий сверток.

— Забираем и пошли, — сказал Слава.

Он достал лязгнувший сверток, я закрыл машину, и мы поднялись в квартиру. Первым делом отнесли добычу на диван и распаковали. В свертке лежали два АКМС и четыре рожка с патронами. Автоматы были старые, потертые и наверняка «мокрые». Где испанцы их раздобыли? У каких перекупщиков? Для собственных нужд благородные рыцари использовали новенькое заграничное оружие. Впрочем, Слава остался доволен. АКМ был ему знаком и привычен. Друган вообще был удовлетворен сегодняшним днем. Ему казалось, что мы круто обставились, разведя иностранцев на тонну евро и заграничную тачку. Даже про загадочную незнакомку он вроде забыл.

— Поехали посмотрим дом, — сказал он. — Там на месте и покумекаем.

— Мы же смотрели вроде.

— Мы тогда просто погулять выходили, а теперь посмотрим как следует.

— Не вопрос! — Я достал из тайника водительское удостоверение, и мы отправились на настоящую рекогносцировку.

* * *

Двинулись налегке. «Калаши» оставили дома. собой у меня был ТТ, у Славы в карманах незаметно разместились кортик и пара гранат. Так, на всякий случай, сказал он, чтобы голым себя не чувствовать. Здесь я его понимал и полностью поддерживал. Запуганный арабами, я скорее мог выйти на улицу босым, чем без пистолета.

— Правильно, — сказал я. — Лучше взять с собой «плетку», чем не взять и потом пожалеть.

— В тебе просыпается любовь к оружию, хмыкнул Слава. — Настоящая любовь! Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

Не знаю, что думал этот волчара, глядя, как я хорохорюсь, но, определенно, он был моим другом.

Мы спустились вниз. Осмотрелись. Признаков наружного наблюдения не приметили. Хотя как их приметишь, топтунов засечь не так-то просто, и я решил дополнительно провериться на дороге.

— Не очко обычно губит! — донесся сверху истошный крик. — Не очко! А туз!!! Туз к одиннадцати!

Судя по испитому голосу, это был алкаш с моего этажа, отец Бори — парня чуть моложе меня, большого любителя съездить покопать на места сражений времен Великой Отечественной. С Борей я иногда перекидывался парой слов, с его папашей — здоровался. Открыв людям правду и облегчив душу, сосед замолк. Отправился дальше слушать Михаила Круга, наверное.

— Очко тоже губит, — ухмыльнулся Слава, — если слабое.

— Не обращай внимания на синюгана, его там «белочка» грызет. — Я открыл машину и запустил двигатель.

Мы выехали на проспект Мориса Тореза и погнали к Выборгскому шоссе. Слава потыкал пальцем в кнопки магнитолы, заботливо оставленной испанцами. Сразу включился блатняк. Было весьма занятно узнать, чем услаждают слух в пути члены древнего рыцарского ордена.

— О, песни злобных чифирастов! — подколол я Славу, чтобы он быстрее переключил на другой канал. Наверное, корефан на зоне к этой музыке притерпелся, а меня от нее уже воротило с отвычки. — Они там чифиру напьются, сядут на корточки в кружок и начинают тереть: чифир-мифир-калорифер. Все такие блатные, уши пыром, бивни через раз...

— Калорифер — это такой нагревательный прибор. — Слава сменил частоту. — А что такое мифир?

— Это что-то такое, что стоит между чифиром и калорифером. На калорифере обычно сушат носки, а чифир — напиток из чая. Наверное, мифир — это напиток из носков. Берут заношенные носки, засушенные на калорифере, ломают, мелко крошат и заваривают, как чифир. Получается мифир. Зэки напиваются его и круто прутся.

— Представляю, как от старых потников можно забалдеть, — оскалился щербатым ртом Слава, который и сам не любил приблатненных сидельцев.

Взгляды у нас во многом совпадали. Служивший в армии Слава, по понятиям, был «автоматчик», я тоже не блатной. Потому мы в отряде и скорефанились. Союз разума и силы вкупе с опытом Петровича заставил себя уважать. На зоне наша семья была в авторитете.

О мифире мне было что сказать, и не только о нем. В СИЗО я насмотрелся на экзотические пристрастия аборигенов знаменитого архипелага.

— Вставит будьте нате. Да что там чифир-ми-фир! Я видел, как человек пепел жрал. Сидел с нами в «Крестах» такой черт-закатай-вату. Дадут ему кусок булки, он с хабарика на нее пепел стряхнет и ест, животное! Говорил, что по вкусу на яичницу похоже. Потом от изжоги мучился по полдня.

— А к нам в отряд дурака привели, когда ты, Ильюха, уже освободился. Он гуталин хавал. На чернягу намазывал и ел, а потом тащился. У него губы и язык становились черные, и дерьмо — как гуталин.

— У нас один в хате с зубной пастой так поступал.