Кладоискатель и золото шаманов

Странная улыбочка, промелькнувшая на лице Андрея Николаевича, неприятно поразила меня. Было в ней что-то зловещее, какая-то уверенность во всемогуществе покровителя. Директор не боялся, что мы ограбим музей. Он знал, что украденное обязательно вернется, и предупреждал нас об этом. «Наглядная демонстрация – лучшее подтверждение». Чего?

– А где Феликс Романович?

– Он уехал к горе.

– Золотые ворота еще там? – вмешался Слава.

– Наверное, – вздрогнул Андрей Николаевич. – По крайней мере, мне неизвестно, чтобы их привозили в Усть-Марью. Если бы их все-таки привезли в Усть-Марью, то доставили бы прямиком в музей.

Речь Лепяго все ускорялась, словно он, заговорившись, старался забыть о кошмаре, преследовавшем его.

– Значит, «хозяин» забирать их поехал, – рассудил Слава. – Как давно?

Я заметил, что при упоминании о Проскурине глаза директора наполнились смятением и страхом. Он замолчал. Меня вдруг осенило.

– Зачем Феликс Романович туда поехал?

Лепяго оставался нем, но я почувствовал, что он вот-вот заплачет.

– Зачем Проскурин туда поехал? – Я тряс за плечи директора, голова его моталась, изо рта выскользнула прозрачная нитка слюны. – Зачем? Зачем?!

Андрей Николаевич вцепился в мою одежду, лицо исказилось в мучительной гримасе. И тут его словно прорвало. Признание хлынуло потоком и было таково, что даже Слава остолбенел.

Лепяго рассказал, как его привезли на машине в Усть-Марью, как Проскурин заставил его до мельчайших деталей вспомнить раскопки и адский обряд в пещере с красным туманом. Он сообщил Лепяго, что это была не галлюцинация и не сон. Харги сделали его своим поверенным, потому что в его роду имелись шаманы, а теперь и он стал таким же. Проскурин сказал, что он не один такой ходит по земле, есть и другие, и их немало. Сделавшись шаманом, он обрел возможность общаться с богами и в доказательство приоткрыл директору завесу, отделяющую мир людей от мира духов. Длилось это секунду-полторы, но впечатление произвело неизгладимое. «Мир духов» не был чем-то отдельным, он существовал одновременно с привычным нам миром, но не параллельно, а как бы в одной с ним точке. Лепяго увидел на миг неописуемые красные существа вместо знакомых предметов, словно кто-то отдернул занавес, который тут же закрылся. Проскурин объяснил, что неподготовленный человек не может долго смотреть на мир духов, да это ему и ни к чему.

Андрей Николаевич покорно согласился. Он был доволен, что ему сохранили жизнь и оставили без наказания. Но на этом чудеса не закончились. Феликс Романович пригласил войти незнакомого человека, который обернулся огромным черным медведем. У Лепяго это вызвало ощущение, противоположное демонстрации мира духов, – теперь кто-то иной, чужеродный, заглянул к нему из-за шторки. Это было истинное обличие харги в мире людей, и Андрей Николаевич понял, насколько неестественным оказался созданный в пещере за сотни лет заточения мир Кровавой реки. Потому он и был так ужасен и отвратителен нам, людям, что являлся изготовленной из подручных материалов посредственной копией родины харги.

Люди и духи всегда сосуществовали, но редко соприкасались всерьез.

Познавший эту истину, а вернее, малый край ее смысла, Лепяго получил указание приводить в порядок музей. Проскурин же отправился хоронить распадающийся из-за отсутствия постоянного ухода мир, чтобы он никогда не напоминал своим творцам о сроке, проведенном взаперти.

Начальник усть-марьского лагерного пункта посадил в автозаки всех заключенных, забрал со склада двести килограммов аммонита и возглавил колонну, которая убыла к пещере около получаса назад.

Мы разминулись с ним на несколько минут. Возможно даже, что, когда наш Ми-8 заходил на посадку, грузовики еще не покинули Усть-Марью.

– Ну, чего? – обернулся ко мне Слава. Решение сложных инженерных вопросов, в которых фигурировала крупная партия взрывчатки, он почитал моей прерогативой.

– Если поторопимся, успеем.

– А его с собой берем? – Слава указал на Лепяго как на неодушевленный предмет.

Андрей Николаевич стоял неподвижно. Было похоже, что он тоже считает себя вещью.

– Берем, – решил я. – Пригодится.

Лепяго запер музей, и мы зашагали по улице странно притихшего городка.

– Мы так долго будем плестись, – буркнул Слава, заметив в проулке черный «Днепр» с коляской.

– Не стоит, – поосторожничал я. – Полный город ментов. Спалимся.

– Угон автотранспортного средства нам срок уже сильно не прибавит, – хмыкнул корефан.

– Владелец шум поднимет, нам светиться, на хрен, не нужно!

– А его дома сейчас нет, – подал голос Андрей Николаевич. – Уехал к пещере вместе со всеми.

Вмешательство директора определило судьбу мотоцикла. Заведя драндулет при помощи отвертки, мы заняли места: Слава за рулем, я – сзади, а Лепяго примостился в коляске. Басовито поревывая, «Днепр» вывернул на улицу и запрыгал по колдобинам.