Кладоискатель и золото шаманов

Машину качнуло. Ми-8 взлетел. В блистере я увидел расходящуюся кругами рябь на воде и отплывающую от берега пустую лодку. Затем Марья исчезла из вида, вертолет набрал высоту, и под нами растянулся взъерошенный зеленый ковер, испещренный залысинами вырубок.

Гольдберг, малость оклемавшийся, наклонился к моему уху.

– Я вообще ничего не ждал здесь найти, – неизвестно к чему сказал он. – Думал, что мы приедем, потыкаемся бесполезно и вернемся в Питер.

– Тогда зачем же ты поехал?! – изумился я.

– Из-за отца. Я был совсем маленький, когда его не стало. Мне о нем только рассказывали, и я старался представить, каким был отец. Я думал, что если побываю на месте его гибели, то узнаю, каков он на самом деле.

Таким Вадик был для меня в новинку. И вовсе не потому, что события изменили нас, просто я почти не знал его раньше. Вот, значит, на чем сыграл Давид Яковлевич, чтобы заставить брата отправиться в гиблую тайгу. Таскать руками родственников каштаны из огня было у Гольдбергов в крови.

– Путем отца не боишься пройтись? – Вопрос с моей стороны был довольно рискованный, но Вадик не обиделся.

– Я обязательно вернусь, что бы ни произошло, – твердо сказал он. – Теперь я в этом уверен.

– Тоже мне Рэмбо! – крикнул я, перекрывая грохот агрегатов. – А если свалишься с температурой, кто тебя потащит? Лично я ни в чем не уверен. Раньше не был уверен, а теперь уж тем более.

– Вертолет, – слабым голосом сказал Вадик.

– И все же зря ты бабочек оставил, – заключил я.

– Вертолет!..

Заметив, как испуганно встрепенулся Вадик, я приник к блистеру, и сердце мое упало. Параллельным курсом с нами шел боевой вертолет Ми-24 в камуфляжной пятнистой раскраске.

Я метнулся в кабину.

– Слава, вертолет!

Сидевший на месте радиста корефан не обратил на меня внимания. На голове его был надет шлемофон, афганец напряженно вслушивался и что-то произносил в ответ. Переговоры с Ми-24 шли без моего участия.

Наконец Слава повернулся к пилоту и недвусмысленно ткнул большим пальцем вниз – садимся. Подобным жестом римляне выносили смертный приговор потерпевшему поражение гладиатору. Мы пошли на снижение, блеснула серебряной полоской на солнце Прима. Ми-24 висел на хвосте, готовый расстрелять из автоматической пушки конвоируемого, вздумай он заерепениться. Впереди показались разбросанные по берегам строения. Меж ними стояли грузовики, сновали многочисленные фигурки. Туда мы и приземлились.

Вышки, три ряда колючки. Да здесь просто смердело зоной! Это был заброшенный объект ГУИН, вероятнее всего, та самая старая лесобиржа, о которой упоминал Андрей Николаевич. Неудивительно, что «регулировщики» нам не поверили – здесь была их база. Здоровяки в коричневом спецназовском камуфляже встретили нас сурово.

– Руки за голову, – скомандовал гигантский боец, когда я спрыгнул на землю. – Ноги расставь!

Закинув за спину автомат, боец сноровисто обшарил меня, извлек из кармана «Макаров». Рядом обыскивали пилота и Славу. Позади раздался стон, из грузовой кабины вытащили раненого Гольдберга. Пилота Лешу, беспорядочно лепетавшего что-то в свое оправдание, отделил от нашей компании и увел с собой приземистый крепыш с южными чертами лица и черными усами, похожий на турка.

– Не крутись, – пробасил гигант.

Я утратил интерес к судьбе Вадика и уставился на реку, протекавшую через биржу. Там, где течение преграждала вбитая в дно решетка, вода кипела белыми бурунчиками. Зона… Снова я в зоне. Сердце ныло. Гладиаторы проиграли бой и теперь должны умереть. Но смерть бывает разной, и от лап демонов еще не самый худший вариант. Скорее всего, нас ждал остров Огненный, где находится тюрьма для приговоренных к пожизненному заключению. На каждом из нас висело немало эпизодов по расстрельным статьям, но нынче пошла мода вышку не давать, так что можно было рассчитывать на помилование. Главное, чтобы нас не прикончили сейчас, на месте.

Бесславно низвергнувшись на очередном препятствии, я понимал, что марафон закончен, и теперь мыслил категориями грядущей тюремной жизни, прикидывая шансы на спасение. Любая отсрочка давала надежду. Пусть призрачную, но в нашем положении выбирать не приходилось. Слава поступил мудро и дальновидно, пойдя на переговоры с экипажем Ми-24. Лучше поднять руки, чем склеить ласты. Сдадимся в плен, а там посмотрим.

– Давай их в барак пока! – скомандовал кто-то напористым голосом.

– Поворачивайся! – Меня дернули за плечо, развернули и толкнули вперед.

Нас обступили спецназовцы с автоматами в руках.

– Откуда такие подонки?

Я промолчал. Слава тоже ничего не сказал. Гольдберг побледнел совсем уже до прозрачности и едва держался на ногах.

– Шагайте! Руки, бля, не опускать! Смотреть вниз! Смотреть, на хуй, себе под ноги! – летел из разных глоток псовый лай.

Нас загнали в будку, где в крошечный тамбур выходили три двери, и рассадили по отдельным клетушкам. Такие будки заключенные поавторитетнее сами себе строят в рабочей зоне.

– Бля, сидеть тихо, поняли? – предупредил через дверь часовой. – Услышу шум, стреляю на поражение. Кто дотронется до двери, получит пулю. Я не пугаю. Предупреждать тоже не буду.