Читаем Кладовая солнца. Повести, рассказы полностью

3) Итак, в результате борьбы человека с природой, человек становится из ее раба ее царем и воссоздает утраченное по образу своему и подобию, и мрачная тайга становится парком. В такое дело созидания новой природы входит сохранение девственной природы в заповедниках, благодаря чему каждый может, сравнивая парк с заповедником, видеть пройденный путь.

Против этого: заповедник ограничен, а тайга безгранична, в заповеднике я остаюсь хозяином природы, в тайге я ее раб.

4) Сделаем вывод: чувство утраты чего-то не возмещается радостью воссоздания, раз-личения, и оно вещественно невосполнимо.

5) Но верно ли, что древняя девственная природа, попадая под власть человека, непременно попадает в руки злой силы?

Творчество мира продолжается и в наших парках, в культуре городских растений, и в образовании между ними различий сказывается перемена характера борьбы за существование борьбой за лицо.

6) Быть может, вот именно через это появление лица в природе мы, люди города, тем самым и поднимаем в себе основное древнее чувство природы?

7) Нет! Моя радость не в том, что мой корабль выходит из ветра в тихое место, а что он входит в естественное течение и пользуется им на своем божественном пути.

Как записал вчера свое кредо, так в душе и осталась какая-то твердость, какая-то опора.

– Мне кажется, – сказал я, – будто у меня в душе скелет нарастает, и я думаю, что недалеко время, когда придет конец моим колебаниям в воздухе и я стану на свои ноги.

– Пора! – ответила обрадованная Л., – пойми, какая же это будет тогда прекрасная жизнь: долго жил, чтобы понять себя самого.

– И сказать наконец, – продолжал я, – «прекрасное мгновение, остановись».


Начинаю путешествие по Москве с целью изучения природы большого города. Буду беседовать с людьми, читать книги, знакомиться с насаждениями, с оранжереями. Материалы эти должны сомкнуться с моими наблюдениями подмосковной природы и противопоставиться природе девственной.

В этом противопоставлении должно определиться наше благоговение к природе девственной, наше коленопреклонение и то чувство, с которым человек поднимается с колен и творит сам природу по образу своему и подобию.

Можно вперед сказать, что первый процесс питает наше большое чувство природы, космическое, воспитывающее в человеке творца. Такую природу мы называем девственной и нерукотворной. Второе чувство есть радость самосознания в деле созидания космоса, и оно начинается борьбой с первым творцом.

Так и в борьбе с лесом простой мужик-славянин говорит: «Лес – это бес». А какой-нибудь мичуринец считает себя «преобразователем природы».

Весь этот процесс приводит к пониманию личного начала в природе. И теперь мы можем в природе большого города фиксировать это образование личности у растений и животных. В этом и состоит обмен города и деревни: в городского человека переходит из девственной природы большое чувство природы нерукотворной и порождает в нем действие воплощения в личность всего сущего.

Так, дерево, выращенное в городе, свидетельствует, с одной стороны, о тайге нерукотворной, с другой – о творческом существе самого человека. С этими мыслями я начинаю свое московское путешествие.

Возвращение

Человек в городе стал достигать личной свободы. Когда отдельные люди в городской среде освободились от лесных идолов, это самое чувство обретенной личной свободы повело их опять в лес, и сначала возник интимный пейзаж, а потом стали и леса насаждать.

Новое время

Новое время, надо понимать, – начинается с идеи тотальной войны: когда открылась для всех сущность войны. Есть ли это новое время начало конца света или начало жизни без войн, – в этом сейчас и определяется каждый из нас.

Warheit und Dichtung[14]

– Рассказ «Заполярный мед» написан без выдумки, – сказал я.

– А вы, – ответила докторша, – всегда пишете без выдумки.

И это правда, что Л. Толстой тоже не придумывал и у него тоже Вархейт унд Дихтунг не расходятся. И у него тоже Дихтунг есть лишь личная форма правды.

Поэзия у Пушкина, у Л. Толстого и у всех русских классиков есть дыхание правды.

Три потока

Против нашего окна в Москве Третьяковская галерея, и в праздничный день весь наш переулок представляет собою поток людей, текущий внутрь галереи. Если в это время пойти в соседние улицы и переулки, то непременно встретимся с провинциалами, которые будут спрашивать: «Где тут Третьяковская галерея?» И так большая часть всего потока представляет собою людей земли, пробившихся в Москву, чтобы приобщиться к культуре.

А дай вот пройдет зима и прилетят весной первые птицы – тогда заметен другой, обратный поток людей из города в природу. Все это понятно: перелетные птицы кочуют между севером и югом, а люди стремятся в город к чему-то небывалому и выезжают из города отдохнуть и возродиться у земли.

Но между этими двумя потоками намечается третий поток: мечтой соединить в одно оба потока, в единый процесс творчества, где все бывалое – природа – движется к небывалому, к человеческой новой культуре.

Подмена

Перейти на страницу:

Похожие книги

Переизбранное
Переизбранное

Юз Алешковский (1929–2022) – русский писатель и поэт, автор популярных «лагерных» песен, которые не исполнялись на советской эстраде, тем не менее обрели известность в народе, их горячо любили и пели, даже не зная имени автора. Перу Алешковского принадлежат также такие произведения, как «Николай Николаевич», «Кенгуру», «Маскировка» и др., которые тоже снискали народную любовь, хотя на родине писателя большая часть их была издана лишь годы спустя после создания. По словам Иосифа Бродского, в лице Алешковского мы имеем дело с уникальным типом писателя «как инструмента языка», в русской литературе таких примеров немного: Николай Гоголь, Андрей Платонов, Михаил Зощенко… «Сентиментальная насыщенность доведена в нем до пределов издевательских, вымысел – до фантасмагорических», писал Бродский, это «подлинный орфик: поэт, полностью подчинивший себя языку и получивший от его щедрот в награду дар откровения и гомерического хохота».

Юз Алешковский

Классическая проза ХX века
Фосс
Фосс

Австралия, 1840-е годы. Исследователь Иоганн Фосс и шестеро его спутников отправляются в смертельно опасную экспедицию с амбициозной целью — составить первую подробную карту Зеленого континента. В Сиднее он оставляет горячо любимую женщину — молодую аристократку Лору Тревельян, для которой жизнь с этого момента распадается на «до» и «после».Фосс знал, что это будет трудный, изматывающий поход. По безводной раскаленной пустыне, где каждая капля воды — драгоценность, а позже — под проливными дождями в гнетущем молчании враждебного австралийского буша, сквозь территории аборигенов, считающих белых пришельцев своей законной добычей. Он все это знал, но он и представить себе не мог, как все эти трудности изменят участников экспедиции, не исключая его самого. В душах людей копится ярость, и в лагере назревает мятеж…

Патрик Уайт

Классическая проза ХX века