Кладовая солнца. Повести, рассказы

Знаете ли то молчанье, когда спор между льдинами закончен и все на реке делается как надо? Лед идет, и нас об этом – идти ему или не идти – не спрашивает. В молчании великом только время от времени слышится короткий шепот с осторожной поправкой, наверно, старшей льдины какой-нибудь: «Куда преш-ш-шь?» – и все шепотом, и все это как раз и усиливает молчание, чувствуешь, что молчат не по-мертвому, а живые собрались все в одном намерении приплыть, не растаявши, в море.

Перед закатом из тяжелого синего явилось красное пятно, предшествующее появлению солнца. На этом красном на холмике резко представилась тесная группа черных деревьев и поехала по красному влево. Ехала-ехала, и деревья стояли гордо, как в метро люди гордо стоят, а сами едут на эскалаторе. Ехали-ехали по красному и сошли на синий фон. А по красному поехали редкие деревья обыкновенного леса.

Подумал о том, что ведь это так плывет земля и что я тоже еду на ней, лечу, как блоха на журавле. Какой там… блоха! – не блоха, а какая-нибудь инфузория, видимая в тысячекратном увеличении.

На красном наконец-то «село» солнце, еще более красное, но не ослепляющее, и можно было продолжать провожать деревья, утверждающие наперекор всему существующему властную и решительную мысль в инфузории.

«И опять ты преш-ш-шь!» – шептались смиренно льдины.

– Не дамся, не дамся я вам, – шептал я проходящим по солнцу деревьям, – проходите, проходите, а я вот буду смотреть на вас, стоять и считать.

И вспомнил о первой группе гордо стоящих на холме, как в метро, деревьев, что они за это время на большой-большой кусок пронеслись, такой большой, что стало понятно, с какой же огромной скоростью неслась Земля и сколько она пронеслась, пока я раздумывал о мыслящей инфузории.

«Потише, потише!» – шептали мне льдины.

И я им отвечал:

– Не дамся, не дамся!

А солнце между тем село, и путешествующие деревья остановились.

Однако солнечные лучи из-под тяжелого синего выбились на свободу чистого неба, и над головой моей горящий золотым и красным цветом раскинулся венец. Над моей головой!

«Потише, потише! Все на-ше, на-ше и на-ше», – шептали мне смиренно льдины.

Солнце согрело

Снег согнул осинку до самой земли, зайчики за зиму всю ее обглодали. Так она теперь весной уже и не встала.

Сегодня ветер северный не прилетел, и оттого солнце много больше согрело нас. Запели дрозды. Бабочки воскресли. Раз дрозд запел, надо бы и вальдшнепам быть, но движения сока в березе еще нет.

«Они все тут, – сказал бы дедок, – да еще не сказываются».

Мы вчера с Кадо роскошно ходили в лесах, и путь был, как в озерном крае, от озера в озеро, из проталины в проталину.

Колеи мороза

Везде в лесу, где проезжал на машине человек и в эти широкие колеи налилась вода, мороз прокатился на своей машине, и от него остались на всем рыжем и черном двумя белыми полотнами, украшенными чудными цветами, его колеи.

Бабочка

Ранним утром на земле еще оставался холстами мороз, но когда солнце разогрело землю, мороз обдался росой.

Под горячим лучом пробудилась жизнь в одной бабочке. Серая, цветом в осиновый ствол, бабочка небольшим треугольником лежала на траве и билась червяком, а крылья не слушались. Я взял ее на ладонь и рассмотрел: у бабочки голова была вроде как у совы с двумя длинными оранжевыми усиками – ночная бабочка. Она лежала на ладони, как мертвая, но, когда я подбросил ее, полетела, да еще как!

Сколько у нас тоже, у людей, есть таких спящих, а толкнешь – откуда что возьмется!

В глубину

Когда утром солнце сияет, а тепло морит мороз и северный ветер идет против весны, тогда надо забраться в глубину леса, найти недоступную для ветра полянку и тут, затихнув, дожидаться событий.

Завтра будет тяга

Вчера в лесу на солнечной полянке я учуял перемену погоды: запел певчий дрозд и одновременно поднялась из весеннего рыжего праха желтая бабочка-лимонница. А когда я вышел из леса, нерешительно дунул ветер с запада и потом с севера, и так все колебалось до вечера. Ветер дохнул последний раз теплом с запада и затих.

Солнце за полчаса до заката опустилось в широкую плотную и ровную синюю полосу. Вернувшись домой, я зарядил патроны на вальдшнепов: тяга начнется непременно вместе с движением сока в березах. Завтра из моих пробных порезов закапает.

Сегодня с утра начало все сбываться: ночь простояла без мороза, небо все ровно серое, дали сизые, и теперь все равно: дождик пойдет – хорошо, и солнце, если пробьется, разовьет большое тепло.

Истлевает последний снег на моем огороде, в воздухе +12, но земля промерзла глубоко бесснежной зимой, еще не оттаяла, не дает пара своего в воздух, и даже собака на солнечном угреве на сухой траве полежит, полежит и встанет.

Неодетые стволы

Золотое утро было сегодня, и легкий морозец в полной тишине давал только хорошее: легкость движения и независимость мысли. Боже мой! как меня встретили липы на месте тяги!