Носильщики с грузами на коромыслах и прохожие сновали взад и вперед, торговцы с переносными кухнями выкрикивали достоинства своих кулинарных произведений, лавочники громко зазывали покупателей.
Занятое делом население смотрело на путников любопытными и изумленными взорами, но за недостатком времени не следовало за ними и не образовывало толпы.
Без всякого страха Верлов и Вера Николаевна беспечно подвигались среди пестрой толпы, следуя за Нянь-Си, шедшей впереди.
Не заметили они, как один из прохожих вдруг остановился, бросив на них удивленный и вместе с тем полный ненависти взгляд, как быстро повернулся он вдруг спиною к ним и юркнул в дверь первой попавшейся фанзы.
О, если бы Верлов заметил этого человека, душа его не была бы так покойна!
Лишь только путники прошли эту фанзу, незнакомец осторожно выглянул из дверей и юркнул в толпу, пошел за ними, держась от них на приличном расстоянии.
Это был бонза Лиу-Пин-Юнг.
Тайфун помог ему.
Расспрашивая повсюду местных жителей, бонза преследовал по пятам своих врагов.
Но, добравшись до этого селения, он вдруг потерял след.
Желая проверить показания, он удалялся в стороны и вперед, исколесил в последние сутки верст двести, разослал наблюдателей и разведчиков еще дальше, но все-таки не нашел ничего.
Ни сам он, ни другие китайцы не видали никакого чудовища в воздухе.
– Тогда, значит, тайфун задержал их где-нибудь здесь, поблизости, не доезжая этой деревни! – решил бонза.
Он в этот день собирался поехать на разведку и направился за своим конвоем в ту самую минуту, когда встретил вдруг так неожиданно Верхова и молодую девушку.
Ярость наполнила сердце старого китайца.
В первую минуту он чуть было не кинулся на своих врагов.
Но благоразумие взяло верх.
– Нет, погодите! – решил он. – Я выслежу вас, проклятые собаки, я захвачу вас всех с вашей машиной и тогда-то упьюсь вашими страданиями.
Лиу-Пин-Юнг жестом подозвал к себе одного из встречных китайцев и тихо сказал ему несколько слов.
Китаец подобострастно кивнул несколько раз головой и скрылся в толпе.
Между тем Верлов и Вера Николаевна дошли до магазина.
– Ну, девочка, ты можешь идти домой! – сказал Верлов по-китайски Нянь-Си.
Маленькая Нянь-Си несколько раз поклонилась добрым иностранцам и исчезла.
Лишь только Верлов со своей невестой вошли в магазин, к Лиу-Пин-Юнгу подошел молодой китаец.
– Сторожи их тут и давай мне знать в кумирню о каждом их шаге! – приказал бонза, указывая глазами на парочку, занимавшуюся разглядыванием шелков.
Молодой китаец почтительно поклонился в пояс великому бонзе.
Установив таким образом сыск, хитрый бонза бросился к кумирне, и через несколько минут звуки гонгов дали знать обывателям селения, что случилось что-то особенное, благодаря чему в кумирне будут говорить речи.
Заинтересованная толпа бросилась к кумирне и вскоре увидела знаменитого бонзу Лиу-Пин-Юнга, стоявшего в воротах храма, на небольшом возвышении.
Бонза заговорил.
Он рассказал о похищении его, бонзы, злым духом и белыми чертями, о своем чудесном спасении, о святотатстве в Чжан-Ша, о своей великой миссии спасти отечество и возвеличить Будду.
Он призывал старых и молодых китайцев вооружиться и уничтожить крылатую машину злого духа, на которой подданные злого духа, белые черти, прилетели в страну богдыханов и на которой, вероятно, спустились где-нибудь недалеко от города, так как он уже видел двух чертей, превратившихся по виду в европейцев, расхаживающими спокойно по их селению, которое, по всей вероятности, завтра же будет сожжено их нечестивым, адским огнем.
Речь Лиу-Пин-Юнга произвела потрясающее впечатление.
Все, кто только мог, кинулись к своим фанзам, и спустя пять минут у кумирни собралась толпа мужчин, человек в триста, вооруженных копьями, стрелами, мечами и ружьями самой старинной конструкции.
Возбуждение росло с каждой секундой.
И среди всей этой толпы было лишь одно маленькое существо, трепетавшее от страха за чуждых европейцев.
Это была маленькая Нянь-Си.
С ужасом слушала она слова приезжего бонзы и наблюдала остервенение толпы.
Незаметно выбралась она из этого сборища и опрометью кинулась в поле, чтобы найти своего отца и поведать ему о непонятном происшествии.
Между тем Верлов выбрал подходящую белую шелковую материю и приказал отрезать сто аршин.
Когда пакет был готов, он расплатился, сдал вещь нанятому тут же носильщику и вместе с Верой Николаевной пошел обратной старой дорогой.
Ничего не подозревая, вышли они за околицу селения и направились к месту стоянки своего корабля.
Впрочем, на этот раз, проходя по селению, Верлов заметил, что улица поредела, а встречные старики и женщины окидывали их какими-то странными, очень неприязненными взорами.
Это заставило его насторожиться, но он не сказал об этом ни слова Вере Николаевне, приписывая эти взгляды постоянному неприязненному чувству китайцев ко всем вообще европейцам.
Лишь только они вышли в поле, Лиу-Пин-Юнг стал отдавать приказание своему отряду.