Читаем Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию полностью

А вот в 1930 году все иначе. Теперь уже переписка с Барфилдом и Гривзом указывает на новый важный этап и по содержанию совпадает с тем переходом, который Льюис описывает в «Настигнут радостью». Происходит это в Троицын триместр 1930 года или сразу перед ним, то есть ровно на год позже, чем датирует эти события сам Льюис. Далее мы проанализируем два чрезвычайно важных письма — по одному каждому из друзей «первого класса» — и оба они датированы 1930, а не 1929 годом.

Во-первых, вчитайтесь в очень короткое и глубоко откровенное письмо Оуэну Барфилду, которое датировано 3 февраля 1930 года. После торопливого вступления Льюис признается другу:

Со мной происходят ужасные вещи. «Дух» или «Реальное я» проявляет пугающую склонность становиться все более личностным, идет в наступление, ведет себя в точности как Бог. Приезжай поскорее, не позднее, чем в понедельник, а то я к тому времени, кто знает, успею в монастырь уйти[329].

В этот момент навестить Льюиса явился профессор Генри Уилд и прервал ход его мысли. Как «человек из Порлока», помешавший в 1797 году Сэмюэлю Кольриджу дописать великую поэму «Кубла Хан», Уилд не дал Льюису довести до конца этот разговор с Барфилдом. Но сказанного довольно. Именно такой этап развития Льюис описывает впоследствии в «Настигнут радостью», хотя и относит его к Троицыну семестру 1929 года. Бог сделался реальностью и перешел в наступление. Льюис чувствовал, как его одолевает превосходящая сила. В «Настигнут радостью» он скажет, что его «втащили через порог»[330].

Письмо к Барфилду имеет смысл, только если оно предшествует обращению Льюиса — эти жалобы выглядели бы странно, если бы прозвучали годом позже, когда Льюис уже прошел это испытание. Сам Барфилд однозначно понимает суть этого письма для Льюиса и в интервью 1998 года говорит о нем как о «начале его обращения»[331]. Но собеседник Барфилда Ким Гилнет ошибочно отнес письмо к 1929 году, тем самым встроив его в хронологические рамки, обозначенные в «Настигнут радостью», хотя на самом деле письмо относится к следующему году. Оно в точности предвосхищает темы, которые, по словам Льюиса, сошлись воедино в страшный миг перед неизбежным обращением — то есть это письмо написано о предстоящем, а не об уже свершившемся обращении.

Второе важное письмо было написано Артуру Гривзу 29 октября 1930 года. Как мы отмечали ранее, Льюис недвусмысленно сообщает о том, как после обращения начал посещать часовню Магдален-колледжа. Но в 1929 году и в начале 1930 года нигде в переписке Льюиса нет ни слова о посещении церкви. Однако в чрезвычайно важном для нас разделе этого письма Гривзу Льюис сообщает, что «начал ходить по утрам к восьми в часовню»[332], из-за чего ему приходится ложиться намного ранее, чем он привык. Это явно что-то новое, существенная перемена в режиме дня, повлиявшая на личный распорядок работы и отдыха, и происходит это в учебном году 1930/31.

Если сам Льюис точно выстраивает хронологию своего обращения, это означает, что он начал посещать часовню колледжа в октябре 1929 года. Но в переписке за тот период нет и намека на подобную перемену привычек. Более того, упоминание о посещении часовни колледжа в письме от октября 1930 года явно подразумевает, что Льюис теперь делает нечто, не входившее до сих пор в привычную рутину его дня. Если он в самом деле пережил обращение в Троицын семестр 1929 года, почему же он ждал еще год, прежде чем начал посещать часовню? Как-то это выглядит противоречиво.

По-видимому, традиционную дату обращения следует пересмотреть. Имеющиеся у нас факты наилучшим образом можно объяснить, если принять субъективное размещение событий во внутреннем мире Льюиса, но допустить, что с датировкой этих событий он несколько ошибся. При этом ни реальность, ни смысл этого опыта обращения не ставятся под сомнение. Проблема заключается лишь в том, что при совмещении внутреннего события с внешним миром пространства и времени произошла неточность. Обращение Льюиса надежнее будет поместить в Троицын семестр не 1929, а 1930 года. В 1930 году Троицын семестр продолжался с 27 апреля по 21 июня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь гениев. Книги о великих людях

Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир
Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Новая биография одного из самых авторитетных людей в истории последних 500 лет. Мартин Лютер оставил ярчайший след в истории и навсегда изменил мир не только потому, что был талантливым проповедником и церковным бунтарем, расколовшим западное христианство на католичество и протестантизм. Лютер подарил людям свободу и научил бороться за правду. Выполнив перевод Библии с латыни на свой родной язык, он положил начало общенародного немецкого языка и сделал Священное Писание доступным для всех. Своими знаменитыми «95 тезисами» Лютер не только навсегда изменил карту христианского мира, но и определил дух Нового времени и культурные ценности, направившие Европу в будущее. Эта захватывающая история мужества, борьбы и интриг написана известным писателем и журналистом, одним из самых талантливых рассказчиков о гениях прошлого. Эрик Метаксас нарисовал поразительный портрет бунтаря, чья несокрушимая чистая вера заставила треснуть фундамент здания западного христианского мира и увлекла средневековую Европу в будущее.

Эрик Метаксас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное