Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

Однако открыв таким образом заново для себя Бога, Льюис получил лишь время для передышки, он еще не дошел до цели своего пути. Предстояло миновать еще одну веху, и она казалась Льюису весьма значимой — совершить переход от общей веры в Бога (от того, что часто именуется «теизмом») к конкретной вере, к принятию христианства. Это тоже был сложный и длительный процесс, в котором несколько человек сыграли роль «повивальных бабок». Одни — как Джордж Герберт — живыми голосами обращались к Льюису из прошлого. Но некоторые — и в особенности один человек — были современниками Льюиса. Сейчас мы попробуем разобраться с историей ночной беседы Льюиса и Толкина, которая радикально изменила представления Льюиса о христианстве.

Ночной разговор с Толкином: сентябрь 1931 года

Заключительная глава «Настигнут радостью» кратко, дразня наше любопытство, рассказывает о переходе от «простого и чистого» теизма к христианству. Льюис изо всех сил старается объяснить, что его обращение никак не связано с его личным желанием, с тоской по радости. Бог, которому он сдался в Троицын семестр 1930 года, «не имел ничего общего с человеком». Льюис понятия не имел, что «Бог как-то связан со стрелами Радости»[333]. Его обращение в теизм было, в определенном смысле, сугубо рациональным: «Никаких желаний я не испытывал»[334].

Очевидно, Льюис использует именно эти выражения, чтобы заранее опровергнуть устоявшееся карикатурное представление атеистов о вере как форме «утоления всех желаний». Классическую формулировку это представление обретает в работах Зигмунда Фрейда, но его интеллектуальные корни теряются в глубине времен. Попросту говоря, атеист считает Бога утешительной сказочкой для проигравших в реальной жизни, духовным костылем для нуждающихся и зависимых[335]. Льюис спешит дистанцироваться от подобных обвинений. Существование Бога, настаивает он, совсем не та реальность, к какой он стремился: он слишком ценил собственную независимость, чтобы пожелать себе Бога. «Я всегда мечтал, чтобы меня оставили в покое, „не лезли“»[336]. В сущности, Льюис столкнулся с тем, что он не хотел признавать реальностью, но в итоге был вынужден согласиться, что это и есть истина.

Его рациональный Бог не имел практически никакого отношения к драгоценному для Льюиса миру воображения и радости, с одной стороны, и к личности Иисуса из Назарета — с другой. Так как же и когда Льюис обнаружил эти глубинные связи, столь очевидные в его зрелом творчестве? По правде говоря, об этом нам «Настигнут радостью» не сообщает. Льюис заявляет, что сам он менее всего способен проследить финальную стадию пути от простого теизма к христианству[337] и что на него, вероятно, не стоит в этом вопросе полагаться: его отчет не будет полным и точным во всех деталях.

Вместо такого отчета нам остался «бумажный след» разрозненных идей и воспоминаний, и перед читателем стоит задача каким-то образом соединить эти мысли и эпизоды во взаимосвязанное целое. По крайней мере, из переписки Льюиса явствует, что один затяжной разговор сыграл ключевую роль и подтолкнул его от веры в Бога к принятию христианства. И поскольку этот разговор чрезвычайно важен, мы разберем его как можно подробнее.

В субботу 19 сентября 1931 года к Льюису в гости пришли Хьюго Дайсон (1896–1975), преподававший английский в соседнем с Оксфордом университете Ридинга, и Дж. Р. Р. Толкин, приглашенный на ужин в Магдален-колледж[338]. Дайсон и Толкин были уже знакомы, они одновременно изучали английскую литературу в колледже Эксетер. Вечер был тихий, теплый. После ужина они пошли прогуляться по Аддисон-уок, круговой пешеходной дорожке по берегу реки Черуэлл внутри принадлежавшего колледжу участка, и по пути обсуждали природу метафоры и мифа.

Поднялся ветер, листья посыпались на землю с шумом, похожим на шелест дождя, и все трое укрылись в комнатах Льюиса, где и продолжали разговор, теперь уже затронувший христианство. Толкин в конце концов в три часа ночи извинился и ушел домой, а Льюис с Дайсоном проговорили еще час. Тот вечер, тот разговор с двумя коллегами сыграл судьбоносную роль в духовном развитии Льюиса. И поднявшийся тогда ветер казался ему намеком на мистическое присутствие и вмешательство Бога[339].

Хотя Льюис в ту пору уже не вел дневник, вскоре он написал Гривзу два письма, излагая события той ночи и их значение в истории его приближения к религии[340]. В первом письме, датированном 1 октября, Льюис информирует Гривза об итогах ночного разговора, не излагая его содержание:

Я только что перешел от веры в Бога к определенной вере в Христа, в христианство. Постараюсь объяснить это в другой раз. С этим во многом связана долгая ночная беседа с Дайсоном и Толкином[341].