Раз в пять лет Оксфордский университет избирает «профессора поэзии». Хотя иногда это звание доставалось действительно выдающимся поэтам — например, Мэтью Арнолду — в ту пору решение определялось главным образом внутриуниверситетской «политикой», а не талантами поэтов. «Истеблишмент» в тот раз наметил в качестве «профессора поэзии» сэра Эдмунда Чэмберса. Один из инклингов счел такой выбор абсурдным. Адам Фокс (1883–1977) однажды утром, завтракая в Магдален-колледже, заявил, что даже он — более достойный кандидат. Это был риторический жест, а не реальное предложение: Фокс вовсе не писал стихов и желал всего лишь выразить свое негативное отношения к Чэмберсу, а не составить ему конкуренцию. Но по причинам, которые так и остались неизвестными, Льюис принял это экстравагантное предложение всерьез. Имя Фокса по рекомендации Льюиса и Толкина появилось в списке из трех кандидатов. Льюис развернул агрессивную кампанию поддержки Фокса. И в итоге Льюис и его круг добились избрания своего ставленника. Толкин рассматривал это как славную победу инклингов. «Наш литературный клуб
Но это был неразумный поступок. Фокс и в самом деле написал стихотворение — «длинное и ребячливое» — «Старый король Коль». Выслушав затем лекцию Фокса, Льюис, кажется, осознал, что он и его сотоварищи допустили ошибку. Но он-то полагал, что это всего лишь ошибка по части литературы, а на самом деле то был серьезный политический промах. Льюис восстановил против себя оксфордскую элиту. А у Оксфорда память долгая.
Упадок в клубе инклингов начинается в 1947 году. Не было ссоры, как не было и согласованного решения благородно сойти со сцены, ибо их миссия выполнена. Литературный кружок просто постепенно перестал собираться, хотя его члены продолжали общаться между собой и обсуждать как университетскую политику, так и литературу. Но пока этот кружок существовал, он был мощным источником литературной творческой энергии. По словам Джона Уэйна, «в самый глухой период оксфордской истории Льюис и его друзья обеспечили здесь живое движение»[409]
. Каковы бы ни были их изъяны, инклинги могут записать на свой счет одно произведение, вошедшее в канон английской литературы, и немало других значительных книг. Произведение, ставшее классическим, — это разумеется, «Властелин колец» Толкина.Вопреки многократно высказывавшимся в популярных биографиях утверждениям, «Хроники Нарнии» никогда не предлагались для группового обсуждения. 22 июня 1950 года Льюис раздал верстку сказки «Лев, колдунья и платяной шкаф» тем, кто зашел выпить и поболтать в паб «Орел и ребенок». Но при этом не происходила формальная дискуссия — он «предъявил и прокомментировал» уже готовую работу, а не предлагал для обсуждения работу на предварительной стадии.
Но мы забежали далеко вперед. Сейчас самое время рассмотреть тот труд, что утвердил репутацию Льюиса-литературоведа и до сих пор привлекает множество читателей: «Аллегорию любви», которая с 1936 года успела сделаться классикой.
«Аллегория любви» (1936)
В 1935 году в письме старому другу Льюис сформулировал достигнутые им жизненные итоги в трех коротких фразах: «Я лысею. Я христианин. Профессионально я главным образом медиевист»[410]
. По первому пункту едва ли можно добавить что-то существенное — скажем только, что фотографии того периода подтверждают этот диагноз. Второму пункту мы уже посвятили отдельную главу. Но что насчет третьего? «Аллегория любви» стала первым крупным трудом Льюиса в его профессиональной сфере деятельности, и она заслуживает подробного обсуждения в том числе и потому, что здесь разбираются литературные темы, которые в дальнейшем творчестве Льюиса трансформируются в религиозные.Льюис задумал «Аллегорию любви» намного раньше, чем ее осуществил, но завершить труд ему мешали обязанности преподавателя. Первую главу исследования «средневековой любовной поэзии и средневековой идеи любви» он набрасывал уже в июле 1928 года[411]
. Он просиживал часами в библиотеке герцога Хамфри, самой старинной части Бодлианской библиотеки, мечтая покурить — это помогло бы ему сосредоточиться. Увы, Льюис, как и все посетители Бодлианской библиотеки, давал клятву «не вносить и не зажигать здесь огонь или пламя и не курить в Библиотеке». Так этот замысел и остановился на первом этапе.Но к февралю 1933 года книга явно вновь пришла в движение. Льюис написал Гаю Пококу, прося добиться изменений в договоре с Дентом, который он заключил на «Кружной путь» и следующие книги. Он хотел пересмотреть права издательства на опцион и предложить новую книгу не Денту, а оксфордскому Clarendon Press[412]
. Это сугубо академический труд, пояснял он, который вряд ли заинтересует Дента и соответствующий круг читателей. По мнению Льюиса, в пункт об опционе следует добавить уточнение: «Следующая популярная книга» вместо нынешнего «следующая книга»[413].