Клан

Он двигался, чтобы окончательно не замерзнуть, пока глаза непрерывно скользили по плоским равнинам, раскинувшимся вокруг горы. Рассмотреть их становилось все труднее, и он сомневался, что к ним едут такие дураки, что не выключат фары, так что весь его караул казался пустой затеей. Эта мысль пустила корни, пока не стала подозрением. А если Папа выставил его на дозор, только чтобы он не мешался под ногами? А если он стал задумываться, что против него пойдут все дети, как Люк и Сюзанна? Когда убили его сестру, он был еще маленьким и мало что помнил, но, судя по рассказам Аарона, конец ее не был мирным – очень даже кровавым. Джошуа жалел, что все пропустил, хотя сомневался, что это сильно отличалось от того, как они убивали других людей. И все же, когда Аарон говорил об убийстве сестры, в его глазах загорался такой огонек, что было ясно: оно было особенным. Может, скверна проникла так глубоко, что Сюзанна даже переменилась – показала свой истинный адский лик, прежде чем Аарон остановил ее сердце. Правды он никогда не узнает, потому что брат об этом рассказывал, только когда на него находило настроение, и никогда не отвечал на вопросы. Но это не важно. Ее отравили, Папа приказал ее казнить. Люка тоже отравили, и Джошуа не представлял, каково это – провести столько времени в мертвой туше Мамы. Его передергивало от одной мысли, хотя он знал, что если бы сам выбирал между тем, что Папа сделал с Люком, и тем, что Аарон сделал с Сюзанной, выбор был бы очевидным. Люка пощадили, подарили перерождение – только потому, что он был любимчиком Мамы. Все это знали. Джошуа не был ничьим любимчиком и потому нервничал при мысли, что его выставили на дозор, так как сомневаются в его полезности для клана.

Он потопал ногами и задумался, не бросить ли пост, хотя бы ненадолго, только чтобы найти Папу и поклясться страшной клятвой, что он не отравлен и готов служить Господу, пока Он не приберет его с земли и не превратит в ангела.

Он покачал головой и нахмурился, озабоченный направлением, которое приняли мысли. Джошуа был уверен, что не давал Папе повода сомневаться в преданности. И все равно его глодала тревога.

Затем его расхаживания и размышления оборвал звук.

Он стоял лицом к западному склону горы, где в деревьях многие километры петляла тонкая нитка проселка, извивалась вокруг фабрики по переработке химических отходов и снова убегала в мир. Отсюда дорога казалась не более чем бледной змейкой в сумраке, но откуда-то – он был уверен – донесся далекий шум двигателя. В другом месте, где машины бывают чаще, это ожидаемый звук, вполне нормальный. Но здесь все было иначе, и звук тут же выделился. Кажется, целые часы Джошуа не шевелился, прислушиваясь, пока в груди медленно билось сердце.

Затем вдали, в густеющей темноте, вспыхнул огонек и пропал так быстро, что Джошуа не понял, не привиделся ли он. Будто перед фонарем провели гигантской рукой. Он выждал еще немного, задержав дыхание и забыв о холоде, пытаясь выловить из темноты то, что там было, но оно пропало окончательно. У границ поляны плотно росли деревья – возможно, ему привиделось, и это не более чем последствия усталого вглядывания в темноту. Но он сомневался, а если он ошибется и не обратит внимания, они все могут заплатить своими жизнями.

Джошуа позволил себе улыбнуться, затем повернулся и побежал по кривой тропинке к хижине. Было трудно сдержать желание прокричать новости, но он не глупил и держал рот на замке. Скоро он расскажет Папе то, что тот хотел услышать.

Он был прав.

Ангелы не ошиблись.

Койоты пришли.

Но вдруг он обнаружил, что ему не дает пройти сама тьма, и почувствовал, как напрягаются мускулы и в горле рождается испуганный крик, когда кто-то одним ловким движением схватил Джошуа за ремень и обезоружил, выхватив самодельный нож и толкнув мальчишку на землю.

Джошуа пытался удержать равновесие, размахивая руками и упираясь ногами. Удача была не на его стороне, и он упал, ударившись спиной о камни, которые вышибли из него дух.

– Лежи, пацан, тебе же будет лучше, – приказал голос.

Задыхаясь, Джошуа перекатился на бок. Тока один, подумал он. Слыхать тока один голос. Приободрившись, он пошарил, притворившись перед нападающим, что пытается привстать на неровной земле. Рука нащупала камень, тяжелый и острый.

Тьма рухнула на него, словно чтобы излить свой яд или выдохнуть поганый воздух из собственных легких в его, Джошуа, и он размахнулся, целясь острым краем осколка песчаника туда, где, по его расчетам, должна быть голова. В последнюю секунду на его руке стиснулась хватка, оборвав движение, и мальчик в смятении почувствовал, как камень выскальзывает и падает на землю.

Он открыл рот, чтобы прокричать предупреждение.

Человек навалился на него, снова выдавив весь воздух, и прижал руки к земле.

Он захрипел, боролся с весом нападающего, втягивал воздух.

– Не надо, – сказал его противник.

Джошуа вдохнул. Попытался крикнуть.

Его ударили в рот.