Лозы дикого винограда, цепляясь за неровности камней, оплели всю сторожевую башню, делая ее похожей на лишенный веток замшелый ствол дерева. Склонившееся к самым кронам деревьев солнце просвечивало сквозь налитые соком ягоды, вырываясь наружу рубиновыми искорками. На самом верху башни, привалившийся к стене капитан эльфийской стражи лениво сорвал пару ягод, любуясь на ставшие, в лучах заходящего солнца, багряными верхушки деревьев. Посыпанные белым песком дорожки, вьющиеся среди могучих мелорнов, окунулись в вечерние тени. Воздух, наполненный ароматами ночных фиалок, обволакивал, унося сознание капитана к родному дому, к красавице жене, нянчившейся сейчас с их маленькой дочуркой. Хорошо, что сейчас он не далеко от дома, но какой же это позор! Он, один из лучших воинов своего народа, вынужден куковать на дозорной башне, защищающей, уже лет двадцать как, никем не атакуемую границу, в то время, как его народ ведет ожесточенную войну, добивая остатки объединенных войск темных. И все из-за этого недотепы Утыдатолитенорока: послали ведь боги ему в отряд этого неуклюжего придурка. И ведь надо же было догадаться на последнем смотре войск, нацепить свои дурацкие крылья и сигануть в них со скалы, в надежде доказать, что предлагаемое им создание отрядов крылатых эльфов возможно. Итог этого идиотизма предсказуем. И ладно бы он просто разбился, так ведь нет. Со всего лета врезался в Повелителя Духов Стихий, одного из трех военачальников армии эльфов, чуть не убив и отправив того на долгое лечение, а себя и своего капитана, вместе со всем десятком, на эту заброшенную заставу.
— Капитан, я вам чай принес, — донесся сзади голос того самого придурка. Капитан закатил глаза, — вспомнишь идиота… и он тут как тут. Он повернулся на встречу вошедшему, протягивая руку за принесенным чаем, но тот на последней ступени запнулся и уронил заварник с крутым кипятком, прямо на ноги командиру. Капитан взвыл на секунду, а затем замолчал и задергался всем телом, будто получив удар молнии от речного угря. Затем ноги его подкосились, и он упал лицом на пол. Утыдатолитенорок поднял взгляд от пола и уставился на своего командира. Из спины бравого воина торчало с пяток толстых арбалетных болтов. Еще несколько пролетев над ним, ударились в стену и упали на пол. Грубо ошкуренные, с кое-как примотанными обрезками перьев и грубыми зазубренными жалами, явно работы лесных гоблинов.
На несколько долгих секунд молодой воин застыл в оцепенении, но их хватило на то, что бы снизу башни донесся шум начавшегося боя. Оцепенение спало, и молодой воин ужом скользнул к арке, ведущей под навес крыши. Один быстрый взгляд наружу заставил его еще раз оцепенеть. Насколько хватало глаз, меж деревьев тек бесконечный поток разнообразных существ, некоторых из них молодому воину не доводилось даже видеть на своем коротком веку. И они двигались не только по земле. В сгущающихся сумерках были видны тени, перелетающие с одного дерева на другое, а у подножия башни уже волновалось целое море врагов. У десятка защищающихся не было и тени шанса на то, что бы их остановить. Пятерка воинов, готовивших ужин во дворе, погибла, не успев даже осознать того, что происходит. Еще четверо успели захлопнуть дверь, ведущую в башню, и сейчас баррикадировали ее всем, что попадалось под руку. Утыдатолитенорок посмотрел вниз и увидел бледное лицо одного из своих товарищей.
— Весть! — Завопил тот, — надо передать весть…
Его голос заглушил грохот ударившего в дверь тарана. Приваленная к двери мебель, с грохотом рухнула на пол.