Эльф вырезал на фигурке последнюю деталь и пронзительно свистнул. Из свалки, образовавшейся на месте кача, выбрался помятый спинозавр и шустро просеменил к хозяину. Мелькнуло острие кинжала, прочерчивая тонкую полосу на боку зверя, и на вырезанную фигурку упала капля крови, вторая упала с рассечённого пальца самого эльфа, бесследно впитываясь в древесину, как и первая. Фигурку окутало розовым туманом и на этом привязка закончилась. Животина рванула назад, с головой зарываясь в бурлящую живую кучу-малу. Из той, время от времени выбирался то один, то другой питомец, несся к своему хозяину, а затем, расставшись с каплей своей крови, возвращался назад. В очередной раз полыхнуло и из кучи-малы выбрался стремительно возмужавший трицератопс и потрусил к Элю с Ромом и ткнувшись рогом в сваленное у их ног снаряжение, заревел требовательным басом. Престарелые эльфы, наконец, соблаговолили отодвинуть в сторону амфору с вином и поднялись на ноги, ласково похлопывая животину по затвердевшим от начавшей появляться брони бокам. Первой на них легла попона, тихо позвякивающая нашитыми на нее пластинами. На нее установили седло, закрепив его кожаными ремнями, протянутыми под необъятным пузом трицератопса. Затем на голову легла мифриловая маска, с торчащими из нее двумя острейшими рогами. Те налезли на рога ящера как влитые, защитив глаза и верхнюю часть черепа от возможных ударов противника. Следующим шел непонятный веер, предназначение которого я никак не мог понять, пока Эль не нацепил его на защищающий шею костяной воротник трицератопса. Тот тоже покрылся мифрилом, а по краям во все стороны стали торчать даже на вид опасные шипы. Последними стали металлические стопы, которые с громким щелчком сомкнулись на ногах Гаврюши, облачая их в непробиваемую броню. За минуту защищенность пета увеличилась многократно. Он, видимо, это тоже почувствовал, потому что властно заревел, подзывая к себе остальных питомцев, и не обращая внимания на удивленные взгляды эльфов, повел весь отряд к дальнему пляжу, по которому продолжали ползать не добитые нами ящеры.
Понятненько, он взял кач в свои руки, вернее лапы, и нам можно передохнуть. Я махнул дятлам рукой и те попадали на песок, от усталости повываливав пересохшие языки.
— Отдыхаем, — я тоже повалился на песок, блаженно щурясь на заходящее солнце, и как-то не заметно уснул.
Крош с трудом разогнул гудящую спину и поглядел на покрытые кровоточащими мозолями ладони: огромное, тяжеленое весло изодрало далеко не изнеженные руки орка в кровь уже через час после отплытия корабля. Пришлось замотать их обрывками одежды, но это не сильно помогло, но Крош налегал на весло изо всех сил, ибо ему вовсе не хотелось снова испытать воздействие хлыста надсмотрщика на своей спине. Одного раза ему вполне хватило, и эту раздирающую плоть и сознание боль ему уже не забыть никогда.
Глаза давно привыкли к полумраку, царившему внутри корабля, но Крош старался как можно меньше смотреть по сторонам, чтобы не лишиться остатков духа, которого и так оставалось на самом донышке. Сидящие рядом на скамьях разумные выглядели ужасно: истощенные тела, торчащие ребра, иссеченные загнивающими шрамами спины, давно не мытые сальные волосы спадали на покрытые липким потом плечи. А надсмотрщик вообще был не на что не похож: тяжело шагающая меж рядов лавок безголовая глыба плоти с хаотично торчащими из нее щупальцами, в которых были зажаты пускающие яркие искры тонкие хлысты. Его безжизненный голос, казалось, раздавался прямо в голове, то подгоняя ворочающих весла гребцов, то притормаживая, и вот, наконец, последовал приказ сушить весла. Весла были затащены внутрь, и все гребцы как подрубленные повалились на те же скамьи, на которых они сидели.
— Кто ты. Как здесь оказался?
Крош приподнял голову и уставился на сидящего рядом с ним орка. Он был так же молод, как и Крош, но также истощен, как и остальные гребцы. Меток рода на лице у него не было, значит он тоже не прошёл инициацию.
Крош покачал головой:
— Я не знаю, мы были на ритуальной охоте и меня там порвал дикий фрог, когда я очнулся, мы были уже на острове в клетке, мой друг назвал это место Еванделией, но это же миф…
— Шустрый.
— Что?
— Имя мое, Шустрый. Из рода северных волков. Наш род живет… жил у подножия Великих гор.
— Шустрый?