— Полагаю, осознал, что иначе тебя разотрут в порошок не фигурально. А смерти он вам не желает. Тем более ты в селении последний Учиха. Твою гибель, да ещё по его халатности, Хатаке не простят… А какие у тебя варианты?
— Сёри, ты о чем? — удивился Саске.
— Сам же интересовался, что буду готовить на завтра.
— Но я только подумал об этом!
— Странно, я была уверена, что слышала твой голос.
“А сейчас? На обед хочу удон с курицей”.
— Не вопрос, удон с курицей так удон с курицей.
Голос подопечного слышался отчетливо, вот только Учиха и рта не открыл.
— Прекрасно, теперь мне не придется изображать разговаривающего самим с собой сумасшедшего.
— Что хорошего, если я буду слышать все твои мысли?! И почему это проявилось именно сейчас?
“Может, потому, что ты вселялась в мое тело?”— вновь пришел мысленный ответ. — “Давай я подумаю о чем-то не касаемо тебя.”
Повисла тишина.
— Ну как? — осторожно уточнил Саске, видимо по-привычке, вслух.
— Сработало! Ничего не слышала, — облегченно выдохнула. — Я тебя люблю, но столь близкое соседство — уже чересчур.
Учиха смутился. Всё никак не привыкну к загонам местных насчет признаний в чувствах. Как о ненависти говорить, так пожалуйста, а как о чем-то хорошем, начинаются танцы с бубнами.
— Сёри, ты ведь дух-пакостник, откуда в тебе столько заботы?
— Знаешь, большинство людей лишит покоя факт того, что им кто-то поправляет одеяло или гладит по волосам, хотя дома они одни. Разумеется, это не сработает, если сон крепкий или тактильный контакт настолько привычен, что просто прикосновения не воспринимаются угрозой в принципе. Но, как правило, человек начинает дергаться, нервничать, срываться на окружающих, совершать ошибки. И, как результат, моя миссия выполняется. Но при этом не приходится напрягаться, придумывая что-то заумное, или скатываться до чего-то травмирующего.
***
Успокаивающий чай уже просто не лез. От осознания того, сколь масштабная игра закручивается вокруг злосчастного экзамена, хотелось проклинать тот миг, когда согласился на участие.
— Побыть экзаменатором для талантливых детишек, — раздраженное шипение прервал кашель. Уже не такой надрывный, как раньше, но всё равно не дающий нормально работать. — Простенькая миссия, самое оно, чтобы отвлечься во время восстановления.
Желание запустить чашку в стену было велико, но удерживало осознание, что этим делу не помочь, а товарищи наверняка услышат звук удара и заглянут посмотреть. Ему только сочувственных взглядов не хватало!
Вынужденное бездействие было худшей пыткой. Хотя уж лучше так, сидеть, не высовываясь, чтобы враг верил, что ты мертв, чем действительно умереть. Вокруг юного Учихи закручивалась такая игра, что впору ожидать очередную войну.
Учиха… Пальцы невольно коснулись губ. Кто бы мог подумать, что это не ещё одна легенда, порожденная воображением гражданских и искаженным восприятием вымотавшихся шиноби.
Хаяте и сам затруднился бы объяснить, что тогда привело его в столь поздний час именно на ту крышу. Интуиция, пополам с обрывочными данными, которые смогла собрать разведка.
— Ками-сама, какой же идиот… — чунин наконец перестал вертеть в руках полупустую чашку с уже остывшим чаем и поставил её на столик. — Какого биджу меч не отпустил?
То, что он мог это признать здесь, а не в чистом мире, при их работе можно приравнять к чуду. Легкая растерянность от того, что “Танец полумесяца”, его лучшее дзюцу, оказалось бессильным и вернувшаяся после запрещенной пока нагрузки слабость заставили совершить глупейшую ошибку — хвататься за рукоять меча как за единственную опору. Вместо того чтобы бросить и бежать! Что толку собрать данные, если ты унесешь их с собой в могилу?
Он должен был тогда погибнуть.
Вот только перед глазами внезапно полыхнуло красным. Тело оцепенело, а пальцы стали разжиматься.
Сильный удар в грудь отправляет в короткий полет, отбивая дыхание. Меч, заблокированный джонином Суны, вылетает из рук, остаётся в теле врага. Тот продолжает держать его за лезвие, пятная кровью крышу и одежду.
Удар выходит смягченным, хоть и не было возможности сгруппироваться.
Невидимые, но ощутимые горячие пальцы на губах не дают проронить ни звука, навалившаяся тяжесть прижимает к крыше так, что не дернуться. Но противник продолжает смотреть прямо перед собой. В темноте как алые угли вспыхивают, вот только они двигаются парами, и расположены огоньки в них на небольшом расстоянии друг от друга. Как глаза.
— Отличный был удар, — голос врага тих, но звучит отчетливо, — но настоящий меч можно остановить, — чуть подрагивающая поврежденная рука поднимается, пальцы складываются в печать, вокруг них закручивается чакра, — а вот Клинок Ветра не отбить никому!
Атака приходится как раз туда, где стоял бы Хаяте. Вот только он теперь парой метров левее и словно невидим. Попытка пошевелиться ничего не даёт — тело не слушается.
Оружие падает на крышу. Мужчина торопливо зажимает рану и останавливает кровь какой-то техникой.
— Надо же, даже понял, что я использовал, хоть и увернуться не смог, — в голосе джонина — удовлетворение. — Мне достался действительно талантливый противник.