Клан душегубов

Настенька to Охотник

Охотник, вот удивил так удивил! Неужели ты знаешь темный лес и всех его зверей и не знаешь женщин! Разве можно женщину – а я, поверь, не робот, я – человек, причем женского пола, – так вот, разве можно женщину просить рассказать о себе? Ведь в ответ придет целый роман, «жуткамногабукоф»! Но, конечно, мне приятно, и теперь, не обижайся, я расскажу о себе. Все мы очень любим рассказывать о себе. Все мы – люди. А мы, женщины, – так больше всего! Так что теперь не обижайся. Сам попросил рассказать о себе. Теперь – держись.

Ну, с чего начать. Анкетные данные опускаю, если ты не против. Надо бы с главного. Ведь такого проницательного охотника, как ты, вряд ли интересуют номер школы и серия паспорта. Кстати, вот интересный вопрос – почему в анкетах так много места для всяких серий и номеров, как будто они могут что-то рассказать о человеке, а для главного – вообще нет места? Почему в паспорте не пишут, ЧТО за человек? Никогда не задумывался об этом, Охотник?

Вот вчера забрала из частной химчистки свою любимую вещку, есть у меня такое слово, я так называю свои любимые одежки – вещки, уменьшительно и ласкательно. А сегодня, смотрю, – вместо застежки под воротником аккуратненькая такая дырка. Безобразие? Да. Как это я, когда забирала, не заметила? И это еще у них называется немецкой химчисткой, немецкой педантичностью... Пенделя бы им дать педантичного за такую педантичность!

Короче, пришлось идти ругаться. Там, естественно, очередь. Из сволочей, как всегда. Стою, значит, в очереди, злость коплю. Потому что надо ж не мямлить, а прямо оглушить и с ходу – тогда хоть чего-то можно добиться. Формулировать претензии заранее не люблю, не тот задор получается, скучно, как по бумажке. Люблю импровизировать. Но для этого нужен кураж!

Стою, значит, кураж коплю. Любуюсь, как длинная девица прямо передо мной обращает внимание приемщицы на две пуговки на своей «очень эксклюзивной» кофточке, и вместе они их аккуратненько так срезают... Почему я сама, спрашивается, так не сделала? И вообще, почему я не такая?

Наконец – моя очередь. Бросаюсь вперед: «Смотрите, говорю, как смешно получилось, я просила пятно вывести от мусса, а вы вместо пятна застежку вывели! Здорово, правда? У вас что, старший менеджер действительно немец? Позовите его, а то я в немецком уже два года не практиковалась, а тут такой случай!» Хорошо получилось, приемщица в шоке, просит меня не нервничать, не тревожить немца-педанта и убегает куда-то в глубь химчистки. Возвращается оттуда с какой-то древнегреческой амфорой и радостно ставит ее на стойку прямо передо мной.

Я смотрю и глазам своим не верю! Огромная амфора почти доверху набита всякими «очень эксклюзивными» пуговками, брелоками, застежками, блестками – чего здесь только нет. И как же я тут найду свою крохотную застежку? А очень просто, отвечает, здесь ведь принцип времени у нас. Как тебе это, Охотник, «принцип времени»? Вы, говорит, глубоко не зарывайтесь – у вас же недавно оторвалось? Так вот, те, что недавно, – те сверху, а на глубине – те, что давно. Принцип времени.

Пока я копалась и искала свою застежку, столько под моими пальцами проскользнуло, прозвякало женских историй! Целая энциклопедия судеб. Каждая крошечная потерянная штучка – это человек. Женского пола. Там было все – «Сваровски» вперемешку с пластмассовой застежкой от какого-то допотопного бюстгальтера, мужская запонка, прищепка от детской пустышки, камушек «куриный бог», привезенный в холодную Москву с какого-то теплого побережья... Потрясающе! Я себя чувствовала, как будто расшифровала какой-то античный текст, Илиаду какую-то. Интересно, да? Или мне только кажется?

Я даже ругаться дальше не стала. Забрала свою застежку и ушла. А дома сама пришила. Вот такой я человек.

Слушай, но это у меня получается все равно не о главном как-то, да?

У меня красивые уши. Тут, вроде бы, нет ничего такого, но, как говорится, пустячок, а приятно. Вот сейчас убрала прядь за ухо, посмотрела в зеркало – ну, точно, просто античное ухо. Маленькое, аккуратное. Вообще, я могла бы работать моделью ушей. Есть такая профессия, не знаешь? Наверное, это очень престижно. А пенсия есть у моделей ушей, как ты думаешь?

Если б не только женщины любили ушами, а еще и женщин любили за уши, я была бы очень даже популярна. Может, сделать себе такую аватарку? Сфотографировать свое ухо?

Теряю я сережки просто безбожно. В машине, в магазине, на прогулке... Один раз даже умудрилась прямо дома потерять! Вот точно знаю же: никуда не выходила, утром сережек было две, в середине дня – одна! Я буквально весь дом перевернула, каждый сантиметр на коленях проползала, как сапер, – ну, нет сережки, хоть ты тресни! Дематериализую я сережки. Вот такой я человек.

Так, что еще? Выпить могу. Нет, я не пьющая. Но могу. Особенно если погода с утра, что называется, шепчет: «Займи и выпей!»... Такая мерзость на улице. Льется из окна весь этот грязный серый свет и вся эта холодная морось, будто вместо чистовика какой-то мировой черновик вокруг открылся. Уныние.

Девушки-кораллы говорят, что лучшее средство от депрессии – шопинг. Я пробовала – не помогает мне. Что еще? Фитнес? Спорт? Да, я спортивна. Но как быть с ленью? Могу напиться в одиночестве. Редко, конечно. Но могу напиться в зюзю. Становлюсь добрая и глупая. Наверное, я такая и есть. Где-то недавно в Интернете вырыла, что каждую вторую бутылку коньяка в Москве покупает женщина. Такая же, как я! Уверенная, бодрая, предпочитающая импровизацию. Да. Вот так.

А духов я на дух не выношу! Почти никаких. В детстве мама не разрешала мне даже близко подходить к полочке, где ОНИ стояли – ее духи, ее сокровища. Когда она не видела, я подходила и разглядывала пупырчатые флаконы. А один раз взяла да и открыла! Но я не знала, что духи – это опасно! Тяжелые капли упали прямо на мой белый манжет – я как раз в школу собиралась пойти... Манжет был безнадежно испорчен, и пятно не отстиралось даже после кипячения в хлорке. Не только манжет, но и вся форма, и я сама так удушающе пахли, что идти куда-то с таким шлейфом было просто невозможно, тем более, в школу. А там была контрольная в тот день... В общем, я духов не люблю.

Не люблю долго ходить по парфюмерному магазину и, как овчарка, внюхиваться в пробники до боли в затылке. Это паранойя. Предпочитаю проверенные имена, старых друзей. Ненавязчивых, понимающих меня, совместимых со мной. У меня есть любимые запахи – люблю чуть тяжелые, такие, немного темные, что ли, чуть дурманящие. Так пахнут кувшинки на болоте. Так, как я люблю, вообще-то, не пахнет ни один из известных мне брендов. Так что я просто подбираю, что хоть чуть-чуть мне это напоминает. Ярких и «радостных» запахов не люблю – они вонючие и глупые. И дешевые, даже если стоят кучу денег. Вот такой я человек.

Люблю еще дарить подарки. Охотник, ты помнишь? Была раньше такая смешная фраза: лучший подарок – книга. А как выбрать нормальную книгу в этом полиграфическом хаосе, совершенно непонятно. Новинки не выношу. Даже если книга интересная, могу прочитать ее, только когда про нее перестали говорить...

Продавец-консультант полезен, только если ищешь что-то конкретное: он тупо знает, на какой «оно» лежит полке. Консультировать же в нормальном смысле эти люди не умеют – их сейчас учат сразу «впаривать». Аннотации теперь пишут такие, что на них полагаться и вовсе не приходится. Спецов по аннотациям тоже учат впаривать. Сейчас всех учат не советовать и не беседовать, а впаривать – заметил?

Единственное, что делают хорошо, – это энциклопедии. Сейчас вообще – время энциклопедий. Выпускаются энциклопедии чего угодно: поз для секса, выкроек для вязания, русского мата, ирландской чечетки, самых кровавых преступлений века – для пап, о ведьмах и вурдалаках – для мам, о динозаврах – для мальчиков, энциклопедия фенечек – для девочек. Пора выпустить энциклопедию – по энциклопедиям.

Женских романов я читать не могу: «Она почувствовала, что ее соски набухли, а сердце залилось огнем, это был новый шаг в их отношениях с Олегом». Это просто мрак!

Раньше я любила ездить на всякие экскурсии. Не смейся, Охотник. Да, любила. У моей матери есть племянница в Тюмени. Ее сестра вышла замуж и уехала в Сибирь. Дочка Света у них родилась уже там и теперь в Москву приезжает в гости. Когда Светка была моложе, она приезжала, как положено провинциалу, с «культурной программой». Театры, музеи, балет. Обошла, наверное, все театры и все музеи, какие только есть в Москве. Я про добрую половину из них даже никогда не слышала, а в большую часть тех, о которых слышала, никогда бы не пошла.

Ну, что можно делать в музее истории развития «Мосэнерго», скажи? А она – пошла. Да, была у человека тяга к культуре. Программки и входные она хранила, потому что на них были автографы. Светке – от Гафта, Светке – от Евгения Миронова. Светке – от ... написано неразборчиво.

Но потом мир изменился, и вместе с ним изменилась и Светка. Она стала интересоваться магазинами столицы.

А потом, еще позже, опять приехала в Москву, я ее спрашиваю, ну, в какой театр ходила, в какой музей забралась? А она говорит – какой музей, я что, дура? Лучшие музеи у вас – это магазины. Я огорчилась. Не знаю, почему.

Вот так. Не уверена, что рассказала тебе о себе. Но вот такой я человек. Не сердись на «многабукоф», просто, когда человек с лицом Хемингуэя просит рассказать о себе, так многое хочется сказать!

Не сердишься? Ты что вообще сейчас делаешь?