Три пули, со свистом вылетевшие из дула массивного револьвера, с едва уловимым хрустом впивавшиеся сквозь мягкую человеческую плоть. Резкое нажатие курка в преддверии, и три мужчины, находившиеся в расстоянии метра друг от друга, еще не успев придти в себя, медленно стали оседать на земляной пол. Три тела, пронзенные роковым выстрелом, глухой звук их удара и предсмертный рык, рвущийся из пересохшего горла наружу. Шум по той стороне двери, звуки доносящейся явной борьбы и высокий мужской силуэт, безразлично отодвигающий краем начищенной туфли одно из тел, ровным движением роняющий револьвер в карман пиджака. Синие, словно застывший лед огни глаз и четкий профиль, выглядывающий в темноте, явно что то ищущий.
Слабый стон и легкое шевеление в углу дивана, смесь боли и безумного беспокойства, отразившегося на лице мужчины.
— Лиза…, - одними краешками губ, в мгновение ока очутился рядом, присаживаясь на колени. Полубессознательное состояние, связанные за спиной руки, пересохшие губы, в полутьме шепчущие его имя.
— Прости меня… я хотела, что бы остался…хотела…быть с тобой…прости…, - слабый, низкий и до неузнаваемости охрипший голос девушки, когда Андрей наклонился еще ниже, в безумном порыве прислоняясь твердыми губами к ее горящему жаром виску.
— Девочка моя… ты что… не уберег…, - словно рвя себе душу, в очередной раз мысленно проклинал себя, вглядываясь в темноте в родные черты лица. Кровоподтек на губе, совсем свежая ранка возле левого угла глаза, бессильно закинутая назад голова и кровящая ссадина на нежной коже шеи. Словно очередная пощечина и новый приступ боли, Андрей нервно сглотнул, боясь себе представить, что же она пережила за эти двадцать четыре часа.
— Ты пришел… значит….нужна…, - словно в бреду, прошептала вновь, отключаясь.
А он… уже не существовало ни тех убитых несколько минут им парней, охраняющих Лизу, ни того, что ему пришлось сделать, дабы с десяток мужчин за стеной учинили жесткую расправу над людьми Черепа, перед глазами лишь ее гаснущий взгляд наполненный щемящей болью. Он знал, что спустя несколько часов Лиза придет в себя, знал, насколько велики будут ее терзания, как и то, что не смотря ни на что, уже никогда не сможет отпустить ее от себя. Попросту не сможет, наверняка звучит как эгоизм, но тело и душа наперебой кричат ему обратное, столько времени…
Аккуратно, дабы не потревожить обессилено лежащую на его руках хрупкую фигурку, мягко подложил руку ей под лопатки, другую подсунул под изгиб колен. Словно невесомую, приподнял с холодного пола, кутая обнаженные плечи в порванной футболке и ледяные ноги в ужасно потрепанных джинсах в своем пиджаке. Лиза лишь безвольно откинула голову на его плече, что то бессвязно шепча губами в темноту.
— Тшш… девочка моя…все прошло…, - только и сумел выдавить из себя, лихорадочно ища в бликах луны нужное ему окно. Еще несколько шагов, и резким движением ноги со всей мочи ударил по окну, заставив массивное стекло разлететься вдребезги. Прижав Лизу еще ближе к грудной клетке, мигом сгруппировавшись, перепрыгнул через грязный подоконник. Уже чувствуя под ногами сырую промозглую землю, напоследок обернулся.
"Моя дочь самое ценное, что я имею. Я хочу видеть ее живой… она обязана быть живой…", — слова ее отца, когда держа в руке дымящуюся трубку мобильного, Андрей сквозь шум ветра на улице вслушивался в слова мужчины, ее отца.
Сейчас, в эти несколько минут, когда он сам, уже направляясь твердым шагом за угол к припаркованной иномарке, дюжие ребята взад вперед рыскали по помещению в поисках дочери самого Черкасова. Позвонив ее отцу еще вчера, Андрей был уверен, что поступил верно.
Хлопающий звук дверцы автомобиля, и Истомин, согнувшись буквально пополам, бережно уложил на заднее сиденье обмякшее тело девушки. Лиза беспокойно заерзала, что то пытаясь прошептать и вмиг затихла, почувствовав под собой твердое кожаное сиденье и мягкий голос мужчины рядом.
Несколько секунд, нужных для того, что бы мигом оказаться у водительского сиденья, и уже ничего, по сути, не важно. Ни пятеро бритоголовых ребят, в быстром темпе выскочивших неподалеку, ни то, что тяжелый глухой звук приближающейся машины может принадлежать не кому иному, как ее отцу. Ничего. Только крепко сжимаемый руль твердыми холодными пальцами и стертая шина колес, на огромной скорости рассекающих пространство перед собой, туда, где нет звука выскальзывающей из дула пистолета пули, нет агонии человеческих глаза, устремленных на тебя, где нет смерти…