Клан (ЛП)

Эти Spaten ушли быстро; перед тем, как выпить ещё немного, пришлось бы выпустить немного. Уэйд извинился и отошёл в комнату для мужчин, которая была пустой и сырой. Пока он занимался делом, стена представляла собой увлекательное отображение граффити. «Ешь, пей и будь Ларри», — гласили одни каракули. «Мужчины Западной Вирджинии — это мужчины… из-за которых овцы нервничают». «Я предпочитаю иметь перед собой бутылку, чем делать лоботомию».

«Звучит так, будто тебе нужно и то, и другое», — подумал Уэйд.

Но когда он повернулся, чтобы уйти, он обнаружил в дверном проёме ужасно большую фигуру.

— Прости меня, брат. Ты блокируешь дверь.

— Да, это точно, — произнесла лаконичная, звонкая немецкая интонация.

Уэйд уже знал, кто это был.

«Этот ублюдок огромен», — подумал он, и это было всё, о чём он мог думать тогда.

Вырисовывался Вильгельм Карл фон Генрих, выставляя на свет своё угловатое лицо и голубые глаза. На нём были сшитые на заказ серые брюки и шёлковая рубашка, которая, должно быть, стоила пятьсот долларов.

— Ты приобрёл эту рубашку у Ward? — спросил Уэйд.

Лицо Вильгельма оставалось невозмутимым.

— Герр Сент-Джон, вы должны меня услышать и должны понять.

— Я понимаю, что ты, возможно, самый большой ублюдок на двух ногах, но это всё. Хотя мне нравится твой акцент. Французский?

— Ты смешон, — сказал Вильгельм. — Ты оскорбляешь мою девушку, но это, должно быть, ты понимаешь, недопустимо.

Уэйд выдохнул с акцента. Что ему было терять?

— Я ещё не оскорблял твоей девушки, потому что твоя девушка — та ещё помойная дыра, герр Большой Немецкий Мазафакер!

А потом Уэйд ударил кулаком по мягкому животу Вильгельма. Только… мягкости не было. То, что его суставы ударяли, было похоже на утрамбованный камень. Немец не вздрогнул и даже не отреагировал на удар.

— Вот и всё, что нужно для разминки, — сказал Уэйд.

«У этого парня должна быть Берлинская стена под рубашкой».

Уэйд указал на потолок.

— Смотри!

Вильгельм посмотрел. Уэйд с резким влажным шлепком ударил Вильгельма кулаком по челюсти.

Вильгельм усмехнулся.

— Ты смешон, — снова заметил он, улыбаясь, и без труда швырнул Уэйда через уборную.

Тот врезался в кабинку и ударился головой о сиденье унитаза. Затем Вильгельм закинул его руку за спину… и скрутил.

— Я говорю тебе, если ты ещё когда-нибудь заговоришь с моей девушкой, — свободная рука Вильгельма достала блестящий нож, — я тебя убью.

Нож мелькнул. Уэйд мог прочитать слова «Кровь и честь!» на лезвии. Вильгельм ещё раз скрутил руку Уэйда и подчеркнул:

— Я вырежу тебе кишки и впихну их тебе в горло.

— Думаю, я понял, — прохрипел Уэйд, гадая, когда его запястье сломается.

— Ты понимаешь меня, да?

— Да! — Уэйд уступил. — Да-да-да-а-а!

Чуть больше скручивания на запястье. Нож повернулся.

— Да?

— Да, чёрт побери! Да!

Вильгельм убрал нож.

— Хорошо, хорошо, у нас есть взаимопонимание, но этого недостаточно. У нас на родине есть особый способ скрепить договор.

Уэйд закатил глаза. Он знал, что его ждёт.

— Ты выпьешь за меня по соглашению, герр Сент-Джон, а я потом выпью за тебя.

Затем Вильгельм сунул лицо Уэйда в унитаз и смыл.

— Хорошо? — спросил он. Он вытащил Уэйда. — Не мало? Ещё?

— Нет, нет, — простонал Уэйд, капая водой.

— Да, я думаю, больше не помешает, — и снова лицо Уэйда оказалось в унитазе.

На этот раз его держали намного дольше. Пузыри вырывались из его губ.

«Сейчас в туалете утону», — как-то умудрился подумать он.

Нужно было как-то выбираться.

Когда Вильгельм отпустил, Уэйд выпал из унитаза на спину, задыхаясь. Он закашлялся от туалетной воды, когда его победитель вопиюще возвышался над ним, положив руки на бёдра и улыбаясь.

— До наших новых встреч, герр Сент-Джон. Хорошей ночи.

Вильгельм повернулся и ушёл. Стекая водой, Уэйд с трудом поднялся на ноги и попытался вымыться у раковины.

«Напомнить себе никогда больше не оскорблять Сару Блэк», — отчитал он себя.

Поражение Уэйда стало сокрушительным, когда он содрал с носа длинный лобковый волос.

««-»»

А то, что произошло после этого — видение зубов — было пятном в сознании Пенелопы. Всё, что она могла видеть, это расширяющийся ярко-красный рот, окружённый зубами. Зубы были заострёнными и длинными.

Затем появилось размытие, вибрация. Внезапная острая боль пронзила горло Пенелопы. Затем из машины вышла женщина в чёрном.

Пенелопа не могла двинуться с места. Она могла видеть, слышать, чувствовать, думать, но не могла двигаться. Она упала, парализованная, за рулём, её руки лежали на коленях, как мёртвые птицы.

— Поторопись.

Кто-то шёл. По лобовому стеклу пробежала тень.

Когда дверь открылась, она упала на землю. Наклонился палач, убийца лошадей — и тогда Пенелопа впервые узнала его: профессор Бессер, её учитель биологии!

Он не выглядел довольным.

— Поторопись!

Он хмыкнул, перекинул Пенелопу через плечо и пошёл дальше.

Он нёс её обратно в конюшню. Куда пропала женщина? Ноги Бессера стучали по земляному полу. Пенелопа увидела полосы пятен и крови. Затем профессор Бессер остановился.

— Поторопись с ней и возвращайся. Ещё многое предстоит сделать.