Между изгородью-засекой и частоколом было людно и лошадно. Кто-то подгонял упряжь, кто-то упаковывал вьючные мешки. Козлы, загораживающие вход, отодвинуты далеко в сторону. С десяток оседланных лошадей бродили снаружи. С первого взгляда было ясно, что здесь присутствуют не только вчерашние гости, но и их мнимые враги. «В общем, „сделали“ они меня как лоха, — вздохнул Семен. — Все такие робкие и испуганные чужой магией». Что за тюки шевелятся чуть в стороне, ожидая погрузки, определить было не трудно — его лихие женщины-воительницы, спеленатые кожанами ремнями. «Это, конечно, лучше, чем обезглавленные трупы, но все равно обидно. Впрочем, сейчас я им ничем помочь не смогу. Вон сидит иуда Ващуг. Попробовать зарубить гада, пока пальму не отняли? Очень соблазнительно, но „своих“ надо спасать. Если для этого нужно не драться, а улыбаться и нести чушь, значит, надо ее нести и улыбаться. А что, собственно, остается?»
Семен медленно двигался вперед. Люди перед ним расступались, отходили в сторону и отводили лошадей. Никто не отпускал шуточек, не смеялся в лицо, как следовало бы ожидать. Наоборот, все отворачивались или, по крайней мере, отводили глаза в сторону. «Опять магия, — грустно усмехнулся Семен. — В глаза смотреть нельзя, чтоб не сглазил. И ведь, между прочим, правильно делают: я же суггестор-внушатель и сейчас нахожусь на нервном взводе. То есть действительно могу воздействовать взглядом».
Вероятно, на этом самом месте колдун и ночевал, только палатка его была снята и лежала рядом в свернутом виде. На ней сидел незнакомый мужчина довольно солидных лет в замшевой рубахе, расшитой и разрисованной узорами. Всевозможных побрякушек на нем хватало, хотя до Ващуга ему было далеко. Если бы не клиновидная бородка с проседью, он вполне мог бы исполнять в кино роль какого-нибудь индейского вождя. Сам Ващуг сидел на земле, скрестив по-турецки ноги. Вероятно, появление Семена прервало беседу вождей. В глаза ему, правда, ни тот ни другой не посмотрел.
Семен остановился метрах в двух. Кожей спины и затылка он почувствовал, что еще один шаг, и в него всадят дротик. Умирать, кажется, было еще рано.
— Данкой, что ли? — грубовато поинтересовался Семен. — За брата отомстить пришел? А чо ты с Ващугом-то подружился? Твой Ненчич расплачется в мире мертвых!
— Скоро ты утешишь его, — заверил незнакомец. — Тебе известно мое имя, но вреда ты мне причинить не сможешь.
— Это почему же?
— Потому что я одолел твою магию, — подал голос Ващуг. — Она оказалась очень сильной, но я одолел ее.
— И как же ты это сделал? — ехидно спросил Семен. — До сих пор такое еще никому не удавалось.
— Великих колдунов губит гордость, — поучительным тоном сказал Ващуг, обращаясь к Данкою. — Я не поверил своему счастью, когда он не потребовал уничтожить воду, которой было омыто его тело. Ею смазаны дротики воинов, и теперь они сразят его наповал.
— Конечно, — кивнул Данкой.— А как с сосудами, несущими смерть?
— Да, это была трудная битва, — самодовольно ухмыльнулся Ващуг. — Из тех, что убили Ненчича, тоже шел дым. Эти же были просто огромны, но я понял его хитрость и воззвал о помощи к Умбулу. Именем Нишава я превратил содержимое этих сосудов в обычное мясо.
«Нужно иметь очень богатое воображение, чтобы проассоциировать мои гранаты с кухонной посудой, — удивился Семен. — Но то, что те и другие из керамики, он уловил правильно».
— Мерзавец ты, Ващуг, — сказал он вслух. — Примчался, сказал, что за тобой враги гонятся!
— Конечно! — легко согласился колдун. — Ведь это территория твоей магии. Как бы я с людьми смог проникнуть на нее без твоего разрешения?!
— А ты не боишься, что мое колдовство здесь будет и дальше действовать?
— Будет, конечно, — признал Ващуг, — только оно нам больше не опасно. Вот смотри…
То, на что он указал, располагалось прямо перед ним на земле. Что это такое, понять было трудно, если искать аналогию: словно ребеночек играл. Воткнуты в землю маленькие палочки и щепочки, построено нечто вроде крошечного домика. «Впрочем, ни одному ребенку не хватило бы терпения соорудить такую игрушку, — подумал Семен. И вдруг его осенило: — Да ведь это же магическая модель! То есть ряд палочек не является уменьшенной копией забора, а вот та штучка — копией избы. Они их ОБОЗНАЧАЮТ!»
— Ага, — грустно кивнул Семен. — Ты их, значит, все тут перещупал, и предметы перестали быть враждебными. Ты даже смог воспроизвести их «тени» и решил, что имеешь над ними власть? Просто детская глупость!
— Почему? Я касался руками тех стволов и этих — они теперь мои, они подчиняются мне!
— А внутри — в жилище из деревьев — зачем пакостил? — без особого интереса спросил Семен. Собственно говоря, он уже знал ответ, и не ошибся.
— Чтобы получить власть над теми, кто там находится. И я ее получил! Женщины-воительницы подчинились мне.
— Интересно, каким образом?
— Перестали быть воительницами, конечно. Приняли плач маленького нелюдя за плач человеческого ребенка, забыли об оружии и о стенах, которые их защищают.