– Долго в милиции работали?- Дарский посмотрел на Игоря и бросил косой взгляд на Кунина, как бы спрашивая так ли, мол, но тот пожал плечами.
– С декабря 1945 по ноябрь 1949. Выбыл по причине тяжёлого ранения,- Игорь показал пальцем в районе сердца, где были видны два красных пятна и операционный шрам.- Брали троих в Хамовниках. Они забаррикадировались в квартире. Я вломился в окно, а мне очередь от своих с другой стороны через двери прилетела. Хорошо, что я успел всех убить, а то бы они меня в куски изрезали. Вышел на инвалидность и вернулся домой. Послевоенную Москву я знал хорошо. Теперь, пожалуй, не узнаю. Сорок лет не посещал.
– Пошли, Илья, мыться,- сказал Сашка Вильяму,- а то сейчас потекут воспоминания ручьем. Кто, кого, когда брал. Начнут находить общих знакомых. Затянется до самого утра,- и они ушли в мойку, прикрыв за собой дверь. Сашка не ошибся. Когда вернулись, разговор шёл именно по той теме, которую Сашка определил. Говорили в основном Игорь и Дарский, время от времени вступал в разговор Кунин. Любомиров переместился на лавку, где сидели Сашка и Вильям, и слушал. Историй прозвучало столько, что с лихвой хватило бы на добрую сотню детективных романов. Всё это происходило под водку и пиво с короткими прогревами в парной. В народе это называют пьянкой. Так повелось и сделать с этим что-то уже нельзя. Это въелось в натуру, впечаталось в наш дух. И она, пьянка, текла по жилам никого из присутствующих ничем не обременяя. Была ночь с субботы на воскресенье, а в выходные дни, как и прежде, ответственные комиссии пьют и отдыхают. И это тоже заведено не вчера. Это тоже в нас. В семь часов утра подъехал "УАЗ", приписанный к районному отделу внутренних дел и забрал в своё чрево сотрудников. Игорь ушёл спать в летнюю кухню на освобожденную Эскулапом кровать, а Сашка и Вильям ещё раньше, набросив фуфайки, расположились на лавочке над рекой, чтобы осмотреть в рассветных лучах окрестности.
– Как тебе?- спросил Сашка.
– Столько долго и много я ещё не пил. И так не парился.
– Я не про баню и выпивку,- Сашка кивнул в сторону реки и противоположного берега.- Я про нашу красоту.
– В ней я не сомневался. Воздух меня шокирует. Он чувствуется. Сытный такой, что можно пить и, кажется, даже черпать ладонями. Ощущение, что лёгкие лопнут, если дышать в полную грудь.
– Воздух тут особый, это точно. В мире такого нет. Можно продавать запросто. На разлив. Это от бескрайних лесов. Лёгкие планеты здесь, друг мой Вильям. Именно тут, а не в Южной Америке, как утверждают учёные. Нет, не возьму на себя такую ношу!- Сашка усмехнулся.- Амазонская сельва – лёгкие южного полушария. Наши леса – лёгкие северного полушария планеты,- исправился Сашка.
– Скажи мне другое, Александр. Почему надо ходить по квартирам как агент по продаже товара, чтобы иметь правильное представление о народе?- спросил Вильям. Он ещё в разговоре отметил это себе.
– И об этом поговорим. У нас вагон времени. Если коротко, чтобы твой вопрос не остался без ответа, то так примерно. Наш народ, как и все на этой земле народы, ужасно специфичен. А вот почему?- Сашка пожал плечами,- никто толком не знает. Англичанин, к примеру, не станет делиться самым сокровенным с первым встречным, ему воспитание не позволит. Он замкнут, его внутренний мир обособлен. Он знает соседей на элементарно необходимом уровне приличий, достаточном, чтобы каждое утро здороваться. Ему этого хватает. А наш человек иной. Вот ты знаешь, кто живёт в особняке через дом от твоего?
– Нет,- сокрушенно произнёс Вильям.