– Прозаическая: там всё белыми нитками шито. Сплошной блеф. Из десяти подвергающихся проверке данных – шесть давно сменили хозяев, а в картотеке не отмечено.
– Какой у вас допуск по пользованию визуальными средствами?
– Пятый. Москва и область.
– Сбор ведёте?
– У нас накопители маленькие. Где столько хранить?
– А новое не получили?
– На подъезде к Москве.
– Я пошлю запрос, если мы имеем такую картотеку, то вам перекинем, но её всё равно надо будет вести.
– У меня уже трое готовы для такой работы. Сидят в ожидании.
– Что у вас ещё есть?
– Больше ничего.
– До свидания, Анатолий Давыдович.
– Счастливо.
Скоблев отключил телефон, вытянул сигарету из пачки, прикурил. "И тут кто-то новый. Сомнения закрадываются почему-то. Александр говорил, что в случае крайнем звонить Демиду. Надо звякнуть".
Ответили не сразу.
– Что-то случилось, Анатолий Давыдович? Здравствуйте!- спросил знакомый голос, представившийся когда-то Демидом.
– Да вот не знаю как быть. Звонил Александру, а там голос на связь вышел совсем молоденький.
– Он не назвался?
– Я, собственно, не спрашивал имени. Мы поговорили, всё выяснили по интересовавшим меня вопросам, но сомнения покоя не дают.
– Секундочку подождите,- Демид пропал со связи.
Семь минут Скоблев напряжённо ждал звонка.
– Зря беспокоились. Я прослушал ваш разговор. Это ученик Александра. Сказал вам всё верно. Запрос в центр на картотеку по автотранспорту уже поступил от его имени для отправки вам. Нормально.
– Слава Богу, отлегло. Это старая пугливость даёт себя знать. Инстинкт воспитанный с детства.
– Связью для того и обзавелись, чтобы сомнения развеивать. Включайте режим приёма, картотека готова и будет к вам поступать сейчас.
– Мне её загружать некуда.
– Ах, ну да! Вы ждёте оборудование.
– Мне сегодня звонили, сказали, что она на подходе.
– Стоят фуры в районе кольцевой. Ночуют. Фургоны длинные, так что утром подъедут. Как установите, сразу мне звоните и я вам картотеку выведу на приём.
– Спасибо.
– Да нэма за що.
– Вы что на украинский перешли?
– В Киеве был по делам. Сидят вот в голове отдельные фразы.
– Как там?
– Жовто-блакитни прапоры повсюду. И лозунги: "Даёшь вильну и незалежну!"
– Это "Рух"?
– Да, в переводе на русский: "Движение". Хрен его знает куда, но они желают двигаться сами.
– Попутного им ветра. Пусть идут и едут, только бы без крови, хватит уж её.
– Пока для волнений оснований нет. Не без стычек, правда, с милицией, но двинулись в направлении самостийности.
– Ну, дай им Бог. Собратья всё же – славяне.
– Так то оно так! А друг степей калмык – он уже не собрат разве?
– Это меньший брат.
– Эти меньшие братишки тоже шевелятся.
– Теперь все гоношатся и все в Москву лезут. От их рож в столице черно стало.
– Сталина на них нет. А нынешние хлипаки один только метод и знают – "черёмуха".
– Прижмёт – образумятся.
– Не нам, Анатолий Давыдович, сеять разумное, доброе, вечное. Не нам.
– Спасибо, Демид. Уважил.
– Не за что.
Глава 2
Пятнадцатого сентября в семь часов утра к Скоблеву приехал Панфилов. Вошёл в кабинет. Хозяин встретил, не выходя из-за стола, пожатием руки.
– Как поживаешь? Здоровье?- спросил Панфилов, усаживаясь напротив в кресло.
– Хорошо, Сергеевич. Не жалуюсь.
– Обстроился, вижу, прилично. Дельно,- осмотревшись, произнёс Панфилов.
– Давай, Сергей Сергеевич, ценить время. Моё – дорогое, так что извини. Вот ваш пакет,-Скоблев выложил перед Панфиловым большой из жёлтого картона конверт.-Там всё необходимое. Должен подойти человек от Александра, которому поручено согласовать меж нами некоторые вопросы. Вот-вот будет.
– Мне здесь ждать или в коридорчике?- опешил от такого подхода Панфилов. Он был одет в цивильный костюм и плащ. Костюм жена утюжила весь вчерашний вечер, потому что не одевался много лет.
– Не лезь в бутылку. Я тоже брыкался старыми привычками. Субординация. Обвыкся. Плащ сними, вон вешалка. Беседовать будем тут. У меня датчики от прослушивания стоят.
– Ну, спасибо! Уважил,- Панфилов поднялся, снял плащ и пошёл к вешалке. Повесил его и, вернувшись, продолжил:- Смотришь ты как-то подозрительно. Может не узнал?
– Сергеевич, я – вольный. В чужие дела не лезу. Присматриваться мне к тебе ни к чему. Ты знаешь, чем я ведал в КГБ, я знаю, чем ты в Генеральном штабе. Разные у нас дороги. Они не пересекаются.
– Ты никак подумал, что я обиделся?- Панфилов расхохотался.- Это я, Давыдович, к гражданскому костюму подлаживаюсь. Одел его, прошёлся, чувствую не то, что-то не так. Не в своей тарелке.
– Ему лет двадцать поди?- осведомился Скоблев.
– К юбилею Леонида Ильича шит. В 1981 году. Был приглашён в Кремль на попойку. А что? Из моды вышел?
– Наоборот, вошёл. Галстук вот только смени. Лучше тёмный и без вензелей.
– Этот и то не мой. У соседа одолжил. Кинулся в шкаф, а мои все, как лапти широченные. Конца шестидесятых.
Вошёл молодой человек лет двадцати. Остановился у вешалки, где повесил плащ. Проследовал к столу, не говоря ни слова пожал обоим руки, развернул в свою сторону кресло и сел. Дав себя осмотреть, пришедший представился: