– Это невозможно. На верху большие рабы, чем внизу. Сидящий у власти – раб системы, а её переделать без крови может только сидящий там, что не сделает никто в силу собственной рабской психологии. Круг порочный.
– Верхи не хотят, а низы не могут?
– Ульянов здесь подметил правильно, но есть огрехи.
– Какие?
– Конфликт есть – решения нет. И потом, верхи тоже хотят и страстно, но не могут, а низы уже не хотят, но страстно желают.
– Абракадабра.
– Она родненькая.
– Более ясно можно?
– Куда же ясней. Человек ждёт реальных перспектив, без которых уже не может, будущее волнует ведь каждого отдельного гражданина. Власть предлагает ему что-то, точнее обещает, но исполнить своего обещания не в состоянии, потому что механизма исполнения реального нет, а нет его оттого, что человек только ждёт, вот барин приедет рассудит, а сам делать не желает. Так как ты поступишь? Никак. Сиди и жди, когда у народа закипит и он с вилами, нет, теперь уже не с вилами, а с автоматом пойдёт крушить во все стороны. Настреляется и угомонится, тогда, может, поумнеет.
– Опять вернулись к исполнителям.
– Исполнитель – это работающий закон. Без закона нет государства. Сколько постановлений было принято по выдвинутым шахтёрами требованиям и что? А ничего. Три года прошло и ни одно не выполнено. Механизма нет.
– Механизм – это закон, а закон – это люди, так как люди и есть те ячейки, которые создают закон, механизм, государство.
– В общих чертах – да.
– Без выхода?
– Чарльз Пирс говорит так: "Чтобы сделать перестройку, надо иметь хорошо отлаженную систему судебной власти и этого достаточно на первом этапе".
– Так этого в России невозможно.
– Значит, и реформ не будет.
– Ну не может быть, чтобы без шансов!
– Шанс был, только его проглядели.
– Партия?
– Всё зависело от одного человека.
– Горбачёв маху дал?
– Он. Экономику надо было переустраивать, но на первом этапе делать это медленно и без потрясений внутри партии. Брожение в партии, которая является единственной в стране, вызывает бурю и последующий хаос.
– Чистка партии потом?
– Механизм партийный хоть и плохонький был, но я тебе так скажу, реально действующий. Мог бы ещё протянуть десятка два годков.
– А теперь?
– Сам не знаю. Нахожусь в замешательстве. Поколения сошлись в клинч у нас. Да многое что.
– Переворот военный не даст ощутимого результата?
– Также станет буксовать.
– По времени дольше, чем эти демократы или нет?
– Я не пророк.
– У них хоть механизм есть: "Начальник всегда прав".
– Потенциал, конечно, есть, только в создавшихся условиях, грамотные офицеры покидают армию.
– Их можно будет призвать через военкоматы.
– Можно. Поэтому мы с ними и якшаемся.
– А в части не надо соваться, как в семнадцатом?
– Зачем?
– Вдруг какая-то часть не поддержит?
– На то она и армия. Не исполняешь приказ – трибунал. Поставить другого проще.
– Тогда надо согласованный механизм иметь по кадровым вопросам.
– Верно, с непроверенными людьми не надо делать дел. Этим они и станут заниматься, а мы всемерно помогать, чем сможем.
– Кто должен будет сидеть в пирамиде наверху?
– Полагаю, что начальник Генерального штаба.
– А министр обороны и его замы?
– Этих дармоедов в расход. Они сто лет не нужны.
– Значит, двигаемся к перевороту?
– Делаем предподготовку со страхованием на случай крайний. Я лично не верю, но чем чёрт не шутит. Всё дружок, давай спать, а то ты мне голову заморочил своими почемучками.
– Спать так спать, но вопрос открыт.
– Согласен, спи, дьявол болтливый.
Глава 3
Март хлестанул ночным дождём неожиданно. Случилась оттепель. К утру снег покрылся тонкой корочкой льда. Сашка стоял на пороге и смотрел на градусник: было минус одиннадцать градусов и одиннадцатое число. Из домика вышел дед Евлампий.
– Вот, Санька, что с погодой деется. Не верь потом в приметы. То весны не могли дождаться, то она раньше времени прётся. Натужилась и отошла бессильная, и снова мороз. И то не к добру, это видно. Горька доля, ой, горька.
– Что уж тут говорить.
– А ты помолчи. Мне тоже говорить нечего. Свой век доживаю, не надо мне слов. Я их за жизнь свою, ох, наслушался. Так оне словами-то красивыми и остались.
– Сладки речи, да задница гола,- влепил Сашка пословицу.
От баньки притопал Бес, находившийся в наряде истопником.
– Саш,- он снял рукавицу и потёр лицо.- Банька готова. Чего вы как бабы возитесь.
За долгую зиму он возмужал и как-то малость остепенился. Почти перестал проказничать, но по мелочи набедокурить случая не упускал.
– Я те дам – бабы,- взвился дед Евлампий.- Где ты тут баб углядел. Ишь, пострел языкастый. Час огрею – будешь знать.
– Деда Евлампий, чего ты серчаешь,- стал оправдываться Бес.- Я к слову, без умысла обидеть.
– За речью следи,- сказал Сашка.- И не огрызайся, а лучше на китайском говори. Совсем запустил.
– Понял,- подмигнул, улыбнувшись Бес.
Дед Евлампий наехал на Сашку:
– Ну, Санька, от тебя не ожидал. Совсем ты, право, стал какой-то. Потакаешь ещё ему.
– Положим, дед Евлампий, подозрения твои пусты. Он ведь и в мой адрес про баб метнул, так что мне потакать не с руки.
– Ну, вас не переспорить. Болтуны,- сказал дед и зашёл в дом.