– Я вам организую показ, но там, за границей, с соответствующими мерами предосторожности,- пообещал Сашка.- И сделаю это в момент, когда имеющиеся сейчас образцы будут разваливаться, чтобы вы убедились окончательно. – Хотел бы увидеть хоть краем глаза,- Курский присел. После сказанных Сашкой слов он как-то сгорбился и обмяк, будто у него отняли родное дитя или последнюю надежду.- Вы выяснили, почему теряется стабильность?
– Этого я не знаю. Лично не принимаю участия в разработках. Там специалисты у нас работают великолепные, но, насколько я знаю, причин пока не обнаружено.
– Если вы не лукавите и то, что они распались – правда, мне искренне жаль. Надеюсь, ваши химики не из тех, кто опускает руки при неудачах?
– Нет, не из тех. В предстадии получения взрывчатки получено топливо, как у нас говорят: один на десять, то есть на тонну топлива можно толкнуть на орбиту десять тонн полезного груза. Я реалист, и мне это более важно, чем заоблачное далёко.
– Вы не правы! Топливо – ерунда. Можно и многокомпонентным пока обойтись, не велика нужда. А вот ваши успехи в технологии – это да… Вам памятник надо до небес ставить,- Курский произнёс это серьёзно.
– Мне ни при жизни, ни после смерти не надо памятников. Я в этот мир пришёл из ниоткуда и в никуда сойду, когда придёт срок. Тем, кто делает большую химию, им может и надо памятники при жизни, но они все, как на грех, волнуются за дело, понятия славы и всеобщего признания им неведомы. Они не за оклады и премии работают.
– Эх, нам бы такой подход, сколько бы могли полезного сделать, а то сплошные обрезания в финансировании,- Курский встал.- Извините, что я так разгорячился вначале. Если вы не против, я пройдусь. Как глупо мир устроен, как глупо,- и он пошёл вдоль берега, какой-то потерянный и разочарованный.
– Левко, иди походи возле него, а то сильно человек расстроился. Только не мешай ему,- попросил Сашка.- В сторонке побудь.
– Не надо объяснять, не маленький,- огрызнулся Левко и лихо взлетел на береговой обрыв.
После его ухода Панфилов сказал:
– Он у вас злой.
– И правильно,- ответил Сашка, доставая бутылку.
– Давайте по сто грамм врежем, а то вы погрустнели тоже,- Сашка стал разливать водку в кружки, достал чашку с нарезанным вареным мясом и положенными сверху очищенными луковицами и дольками чеснока.- Без хлеба, надеюсь, обойдёмся?
– Мяса хватит,- поддержал Потапов Сашку.
– Александр, много средств вы вкладываете в науку?- спросил Гунько.
– Мы не так богаты, чтобы позволить растить серость.
– Ну, всё-таки,- настаивал Гунько.
– У нас бюджета нет, мы дебет и кредит не сводим. Много,- Сашка выпил и захрустел луковицей.
– В трубу не вылетите?- задал вопрос Панфилов, которому тоже было интересно, сколько они в науку средств вкладывают.
– Мне считать незачем. Обучение в школе до восьми лет стоит почти двести тысяч в год на каждую головку. Это в среднем. Потом – ещё больше, растут детишки – растут и расходы.
– Двести в год?- переспросил Панфилов.
– Да, в год,- коротко ответил Сашка.
– Не загибаете?- таких цифр Панфилов предположить не мог, уж очень они были огромны.
– Что, много?- Сашка сжал кулак.- А мы считаем, что мало и надо больше вкладывать.
– Выходит, вы в год не очень много готовите,- сказал Гунько, и в его голосе были слышны нотки разочарования. Он считал, что где-то в недрах тайного этого общества проходят обучение тысячи человек, но сумма, названная Сашкой, развеяла, как дым, домысел.
– Вы думали, что мы легионы готовим?- Сашка стал смеяться.- Нет, это накладно очень. Нам прибыли не позволяют. В том году был самый большой приход: восемь стрелков. По узким специализациям – сорок человек. В этом году в стрелки попадут двое-трое, не больше. Учить долго и сложно.
– Я думал, что вы по несколько сотен в год выводите,- честно признался Гунько.