— Сегодня? Но ведь уже вечер.
— На вечерней дороге вряд ли найдутся те, кто причинит мне вред.
— Конечно. Ты вольна поступать, как знаешь.
Я позвал Молчана и велел ему бежать к конюху, чтобы тот оседлал лошадь для Заряны. Уже начинало смеркаться, когда конюх подвёл животное к крыльцу. Мы с Заряной вышли на улицу. На девушке был наряд для верховой езды, а платье лежало в холщовом мешке, который она закинула на седло.
— Спасибо за всё, что ты для меня сделал, — Заряна обернулась ко мне.
Я кивнул:
— И тебе спасибо. Надеюсь, ещё свидимся.
— И я на это надеюсь, — Заряна улыбнулась, залезла в седло и пришпорила коня. Тот зашагал к воротам.
Чтобы человек сделал, как ты хочешь, не всегда стоит на него давить. Иногда лучше создать такие условия, чтобы тот или иной шаг стал его личный выбор. Мне казалось, случай с Заряной именно тот самый. Она неглупа, и я надеялся, она взвесит все «за» и «против» и сделает правильный выбор.
Я уже собирался возвращаться домой, но вдруг заметил, как по лестнице из женской половины дома спускается Олеся. Она была в портах и коротком кафтане, пригодном для верховой езды.
— Что, спровадил свою ведьму? — сказала она, проходя мимо. — Наконец-то! От неё одни беды.
— Не видел пока ни одной беды, — ответил я.
— Мне уже рассказали, как она натравила чертей на дружинников моего отца.
— А тебе рассказали, почему так случилось? Тебе рассказали, как черти, которых она призвала, загрызли нескольких одамларов?
— Э… Да, я слышала, что она сражалась… Не хочешь полетать? — резко сменила тему Олеся.
— Полетать? Так уже темнеет.
— И? Чем это помешает? Главное низко над землёй не лететь, чтобы в ёлку не врезаться. Ты же хочешь тренироваться или нет?
— Конечно, хочу! Ладно, полетели, — решил я, подумав, что вряд ли в ближайшие дни удастся выкроить время для данного занятия.
Мы направились к воротам, ведущим на третий ярус крепости.
— Извини, что так получилось в тот раз, — сказала Олеся. — Я не могла спокойно наблюдать, как враг нападает на наши земли. Я не подумала. Надо было вернуться в крепость и лететь вместе с дружиной.
— Вот! В следующий раз будешь думать, — сказал я.
— Да-да, батюшка сказал то же самое, — легкомысленно произнесла она. — Ты тоже решил меня наставлять? Я уже всё поняла, пока сидела взаперти.
— А ты, вижу, никак не уймёшься. В дружину хочешь?
— Да. Но отец боится за мою жизнь и не пускает. Он иногда пытается казаться строгим, но на самом деле он добр ко мне. Ни разу не порол.
«О да, это же просто вершина доброты», — подумал я и хмыкнул.
— На самом деле, я просто хочу летать, — продолжала Олеся, не обращая внимания на мою реакцию. — Это же здорово! Согласись?
— Я, пожалуй, соглашусь.
— Вот видишь! Ни на что не променяю полёты! Я бы даже… я бы даже умереть хотела в воздухе, а не на земле.
— К чему такие мрачные мысли?
— А ты разве хочешь умереть беспомощным стариком? Или лучше погибнуть в бою, овеяв славой собственное имя?
Честно говоря, помереть я бы хотел, дожив до седин, но тут, судя по словам девушки и репликам дружинников, которые мне приходилось слышать, такой способ считался не самым достойным для воина.
— Разумеется, лучше овеять славой собственное имя, — сказал я. — Но тут уж не нам выбирать.
— Да, судьба. У каждого она своя. И что Мокошь соткала на полотне жизни, невозможно изменить.
Когда мы прибыли к змейницам, Ретивый — змей Олеси был уже осёдлан. А вскоре слуги подготовили и ещё одно животное. Этого звали Бормотун — старый боевой змей, который уже не принимал участия в боях.
— Тебе не надо летать на Ушастом, — сказала Олеся. — Тебе больше подойдёт другой змей. Уверена, с Бормотуном вы найдёте общий язык. Когда-то я сама на нём летал. После ранения его стали реже выпускать. Но Бормотун ещё может дать жару. Верно, Бормотун? — девушка похлопала змея по длинной морде. Тот издал гортанный звук, действительно напоминающее бормотание.
— Попробуем, — согласился я.
Мне снова стоило некоторых трудов забраться на ящера. Первый раз я даже упал, рассмешив Олесю. Но с третьей попытки я всё же оказался в седле на загривке довольно вертлявого зверя и пристегнул ремни. Олеся запрыгнула на Ретивого и тут же взмыла ввысь. Мне пришлось поторопиться.
У обоих наших ящеров по бокам седла крепились фонари, освещавшие ночь ярче автомобильных фар.
Мне снова пришлось приложить некоторые усилия, чтобы выровнять «птеродактиля». С первых же минут я почувствовал, сколь сильно норов Бормотуна отличается от Ушастого. Этот пытался делать только то, что ему самому хочется, и мне долгое время никак не удавалось заставить его слушаться. Но в какой-то момент он всё же перестал сопротивляться, подчинился моей воле, и управлять им стало значительно легче.
Я делал круги в ночном небе над замком и городом. Улицы тускло светились в вечерних сумерках, горели фонари в крепости. В ушах свистел ветер, а с востока доносился странный звук, напоминающий рык.
Олеся выделывала кульбиты, а я старался лететь ровно, привыкая к управлению.