Читаем Клан Сопрано полностью

По сравнению с «Мужчина заходит в кабинет психотерапевта» «Не реанимировать» кажется очень незначительным эпизодом-связкой[89]. Мы узнаем, что у Пусси действительно есть проблемы со спиной, и что он на самом деле является информатором ФБР с тех пор, как его поймали на героиновой сделке, с помощью которой он собирался оплатить своему сыну колледж (его связной, Скип Липари[90], сообщает, что он «у нас под колпаком с 98-го»). Дяде Джуниору разрешают покинуть тюрьму из-за проблем со здоровьем и ожидать грядущего суда по делу о рэкете под домашним арестом. Ливия запускает когти в Дженис — свою более молодую версию — с помощью коктейля из резкого отторжения и квазитерапевтической беседы, а затем сажает ее на крючок, намекнув, что Джонни спрятал деньги в ее доме.

Отношения пар Ливия — Дженис / Тони — Джуниор наполнены черным юмором и тонкими психологическими манипуляциями. Между Тони и Джуниором уже не остается любви: племянник сообщает присматривающему за его дядей Бобби Баккальери (Стивен Ширрипа[91]), последнему верному Джуниору человеку, что сократит доход дяди до «минимального уровня». Однако в Тони достаточно семейного инстинкта самосохранения, чтобы заказать исчезновение директора «Грин Гроув», готового рассказать о том, что Тони был готов задушить Ливию на основе информации, которую бы он не получил без помощи Джуниора. Джуниор — коварный и обидчивый человек, но все же он остается единственным братом его отца, а кадр, на котором Тони выносит Джуниора, как ребенка на руках из его собственного дома (после падения в ванной), отражает их первобытную кровную связь[92]. Просьба Джуниора к Тони «помириться с матерью» мотивирована не только желанием объединить семью перед судом, но также и искренним стремлением устроить для Тони и Ливии «воссоединение матери и ребенка», о котором обкуренная Дженис поет по пути домой из «Грин Гроув».

В сценах с участием Дженис и Ливии намешаны ложь, откровенные признания и искренность. Ливия идеализирует своего умершего мужа, но иногда сквозь идеализацию прорывается истина, глубоко ранившая даже ее, хладнокровного манипулятора. Ливия была замужем за вспыльчивым гангстером. «Ты серьезно думаешь, что мне было легко? — спрашивает Ливия у Дженис. — Ты не знаешь, каким человеком был твой отец. Никто не знает. Никто не знает, через что мне пришлось пройти». Однако в конце концов она все же возвращается к обиде на Тони за то, что он ее бросил: «Одно я могу сказать точно: если бы он увидел меня сейчас, он бы этого не пережил».

В сценах с Ливией Дженис почти способна вызвать трогательные чувства. Она искренне желает воссоединения с матерью, хоть и видит в галлюцинациях падение Ливии с лестницы после того, как та процитировала «Поцелуй смерти»[93]. Однако, как и другие герои, она не может понять, почему воссоединение невозможно. «Клан Сопрано» — безостановочный парад эгоцентричных чудаков, убежденных в том, что они единственные, кто видит себя и мир под правильным углом. «Она ведь настоящая эгоистка, понимаешь? — говорит Дженис о матери. — Я, я, я». Лицемерие проявляется и в сцене, где Тони издевается над лишним весом Бобби[94]. «Жирный урод, — говорит Бобби после того, как Тони уходит, — тебе стоит иногда смотреться в зеркало, говнюк черствый». Ливия говорит Кармеле, что, как ей кажется, она «неплохо» вырастила двух своих детей из трех. Кармела отвечает: «Они все… Несчастны».

Идея смены поколения появляется в сценарии еще и на уровне дополнительной сюжетной линии, которая соединяет Семью Сопрано и профсоюзы северного Нью-Джерси. Здесь появляются два афроамериканских активиста, преподобные Херман Джеймс-младший (Грегалан Уильямс[95]) и Старший (Билл Коббс[96]). Сцены с участием двух Джеймсов добавляют еще больше красок в сложную картину взаимоотношений итало-американцев и афроамериканцев. Гангстеры, чьи родственники прибыли из Италии, часто примеряют роль жертвы: мэйнстрим-культура их демонизирует, при этом не гнушаясь апроприации. При том что они сами отпускают расистские комментарии без всякой цензуры; передают черным преступникам незаконные поручения, включая убийства, и ругают их за некомпетентность. Такие отношения можно было бы назвать симбиозом, если бы у обоих групп было одинаковое количество социальных и экономических ресурсов, однако это не так. Опыт иммигрантов из Европы отличается от опыта потомков рабов по многим причинам, начиная с того неудобного факта, что итало-американцы (в том числе и связанные с мафией евреи вроде Хэша, а также иммигранты из бывшего СССР вроде Ирины) могут пользоваться статусом белых, чтобы получить в Америке преимущество, а черные не могут (возвращаясь к теме с репарациями из серии «Хит есть хит»).

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение