Клановое проклятие

Да и отец никогда не отказывал сыну в займах. Он давал бы ему деньги и просто так, но сын не желал. Он вернул бы и те средства, которые Мэльдор потратил на обучение Дэйна в школе, если бы не боялся оскорбить его. Такие отношения в семье показались бы странными любому клановому – среди представителей одного Дома не было принято считать деньги, которые родители давали детям, или наоборот. Мортимеры, в большинстве своем по натуре расчетливые коммерсанты, здесь не являлись исключением. Они могли засудить любого должника, без колебаний сдирали с него и проценты, и пени, но своим родственникам готовы были отдать все, что угодно. Здесь для щедрого Мортимера не крылось никакой опасности, потому что родственники в любой момент с удовольствием ответили бы ему тем же.

Но Дэйну нравилась собственная независимость. Годы жизни в Провале, в показной роскоши, а на деле – чуть ли не в плену у собственного отца – сильно отозвались на мировоззрении юноши. Он не хотел никому ничем быть обязанным, даже Мэльдору, из которого, в отличие от Армана-Улла, получился идеальный отец. Уважая чувства своего сына, центритский юрист ни на чем не настаивал.

Теперь Дэйн на много дней заперся в своей лаборатории. Он еще плохо представлял себе, что хочет получить, смешивал и перегонял, и иногда применял магию. Сложной магии здесь не требовалось, лишь самая простая, но порой она оказывалась очень действенной. Порой, правда, в результате случался небольшой взрывчик, и юноше приходилось лечить порезы и ссадины. Один раз осколок колбы чуть не выколол ему глаз, от того случая на веке и брови остался глубокий шрам, но Дэйн даже не подумал бросать свое любимое занятие.

На столе в лаборатории громоздились книги по магии, и Арман то и дело зарывался в них, ища подходящую формулу. Правда, он не знал, какая из них может оказаться подходящей, и полагался только на интуицию. Дэйн не чувствовал усталости, голода и жажды, и не знал, сколько суток миновало. Почему работа захватила его настолько сильно, он не задумывался, но возиться с реактивами было почему-то легче, чем думать о брате или собственном одиночестве. Вот он и возился.

Он не чувствовал усталости, но сознание то и дело начинало уплывать. Потом он приходил в себя, и, созерцая кипящие в перегонном кубе разноцветные вещества, понимал, что с чем-то возился, только не помнит, с чем именно. Убедившись, что вроде бы не произошло ничего страшного, Дэйн продолжал работу: снова зарывался в книги, сыпал и лил реактивы и, конечно, не забывал записывать каждое действие в специальный журнал.

Он пришел в себя на полу, в обнимку с журналом и небольшим пуфиком, на котором он обычно сидел, когда рылся в документах, для удобства рассыпанных на полу. Сколько прошло времени, он не знал, но горло царапало так сильно и так болезненно, что первым делом он дополз до подоконника, где стоял графин с водой и кое-какая еда, и жадно напился прямо из горлышка. И лишь потом посмотрел на часы.

Правда, они ему не помогли. Мало ли что они показывали четверть десятого – это мог быть и вечер, и утро, и через день, и тысячу лет спустя. Тогда Дэйн взглянул на стол.

Огонь давно погас, в перегонном аппарате ничего не кипело. Большинство колб, стоящих на столе, были перепачканы Бог знает чем, и в голове юноши мелькнула мысль, что их придется выбрасывать и покупать новые. Колбы и сосуды необходимо мыть сразу после опыта, до того, как жидкость высохнет, потому что как иначе выцарапать ее оттуда? Но эта мысль тотчас уплыла, потому что на самом видном месте стояла огромная стеклянная чаша, полная до краев чем-то белесым, немного напоминающим самогон без следов какой-либо очистки.

Дэйн очень осторожно подобрался к чаше и с некоторого расстояния попытался понюхать ее содержимое, но особенного запаха не почувствовал. Это его не удивило – за несколько суток работы он так надышался парами реактивов, что, наверное, не почувствовал бы и сильнейшего смрада, если б он был. Потому пришлось действовать иначе. Поколебавшись, юноша поднес и подержал над поверхностью жидкости ладонь. Ничего. Тогда он полез в ящик стола за лакмусовыми бумажками.

Бумажки у него хранились не совсем обычные, а профессиональные, они служили не для банального выяснения наличия-отсутствия в веществе щелочи или кислоты, а для определения концентрации того или иного вещества. Разорвав упаковку, Дэйн опробовал полоску каждого типа. Как оказалось, в получившейся жидкости наличествовали и щелочь, и кислота, и соли, но в количестве, не опасном для человека. Арман колебался еще несколько мгновений, а потом прильнул к жидкости губами.