«Бедняжка Чак, – подумала она, – у тебя не будет ни единого шанса, как только я подам в суд. Ты никогда не узнаешь, что это была я. Ты будешь расплачиваться всю оставшуюся жизнь. Пока ты жив, дорогой, ты никогда по-настоящему от меня не освободишься. Это и есть твоя расплата».
Она начала аккуратно складывать свои многочисленные платья в кейс со специальными вешалками.
– Меня зовут Джоан Триест, – тихо и неуверенно представилась стоящая в дверях девушка. – Раннинг Клэм сказал, что вы только что въехали. – Она смотрела мимо Чака вглубь комнаты. – Вы еще не перевезли свои вещи? Помочь вам? Если захотите, я могу повесить занавески и прибраться на кухне.
– Я пока справляюсь, спасибо, – ответил Чак.
Его растрогала эмпатия соседа, то, что сделал для него слизевик.
«Девушке нет еще и двадцати», – решил Чак. Ее волосы, заплетенные в спускавшуюся по спине толстую косу, были ничем ни примечательного каштанового цвета. Кожа у нее была белой, если не сказать, бледной, а шея, как определил для себя Чак, длинноватой. Стройная, но на первый взгляд казалось сложным оценить достоинства ее фигуры. Просто одетая в облегающие темные брюки, легкую мужскую рубашку и тапочки, Джоан Триест не носила лифчика, как того требовала мода. Под хлопчатобумажной тканью рубашки ее соски выступали темными кружочками. Джоан не могла позволить себе – или не хотела – делать популярную операцию по увеличению сосков. Чак подумал, что у нее недостаточно средств. Возможно, девушка была студенткой.
– Раннинг Клэм прилетел с Ганимеда, – пояснила Джоан. – Он живет напротив.
Девушка улыбнулась, и Чак отметил, что у нее очень красивые зубы: мелкие, ровные, безупречно правильной формы.
– Да, – сказал Чак, – он просочился под эту дверь около часа назад. И сказал, что пришлет кого-то. Полагаю, он думал…
– Вы правда пытались покончить с собой? – прозвучал неожиданный вопрос.
Помолчав, Чак пожал плечами:
– Так слизевик решил.
– Но он был прав. Я даже сейчас по вам вижу. – Джоан прошла в комнату. – Я – пси.
– Какого рода? – Чак оставил ведущую в общий коридор дверь открытой и вернулся в комнату за пачкой «Пэлл Мэлл». – Есть же разные… Кто-то может двигать горы, а кто-то лишь…
– Я… – перебила его Джоан. – Мои способности невелики, вот… – повернувшись, она подняла лацкан рубашки, – видите значок? Член Американского Пси-союза. Я могу заставить время течь вспять. Но в ограниченном пространстве, скажем, в комнате двенадцать на девять, вот примерно как ваша гостиная. Интервал действия – пять минут.
Она улыбнулась, и Чак вновь посмотрел на ее ровные зубки. Улыбка преображала ее юное лицо, делая его краше. Когда она улыбалась, на нее было приятно смотреть, и Чаку казалось, что эта особенность что-то говорит о Джоан. Ее красота была потаенной, она светилась изнутри, и с годами свет ее души постепенно становился виден внешне. К тому времени, когда ей исполнится тридцать или тридцать пять, она будет неотразима. Сейчас она все еще оставалась ребенком.
– Ваш талант полезен? – спросил Чак.
– Его применение ограничено, – ответила Джоан.
Присев на подлокотник старого датского дивана, она засунула руки в карманы своих узких брюк и пояснила:
– Я работаю в полицейском управлении Росса: выезжаю на серьезные дорожно-транспортные происшествия, и – вы будете смеяться, но это и правда работает – поворачиваю время вспять, до аварии, или, если уже поздно, если с момента аварии прошло более пяти минут, я могу вернуть погибшего. Вы меня понимаете?
– Понимаю, – кивнул Чак.
– Платят за это мало. И, что еще хуже, я должна быть на связи двадцать четыре часа в сутки. Они присылают сообщение, и я отправляюсь на место на скоростном реактивном самолете. Вот, посмотрите. – Она указала на свое правое ухо. Чак увидел маленький цилиндр, вставленный в ушную раковину, и понял, что это полицейский приемник. – Я всегда на связи. Конечно, это значит, что постоянно я должна быть в паре секунд ходьбы от транспорта, я могу посещать рестораны, театры, ходить в гости… Но…
– Что ж, – сказал Чак, – может, когда-нибудь вы спасете меня.
«Если бы я прыгнул, – подумал он, – она бы вернула меня. Отличная услуга».
– Я спасла много жизней, – Джоан протянула руку. – Можно мне сигарету?
Чак угостил ее и тоже закурил, как обычно чувствуя вину за свою оплошность.
– Чем вы занимаетесь? – поинтересовалась Джоан.
Неохотно, не из-за секретности, а потому, что его работа имела низкий статус общественного уважения, Чак описал свою работу в ЦРУ. Джоан Триест внимательно слушала.
– Вы помогаете удержать наше правительство от краха, – с восторженной улыбкой сказала она. – Как здорово!
– Спасибо, – обрадованный ее реакцией, ответил Чак.
– Подумать только, что вы делаете! Прямо в эту минуту сотни симулякров по всему коммунистическому миру повторяют ваши слова, останавливая людей на улицах и в джунглях… – Ее глаза сияли. – А все, что делаю я, – это помогаю полицейскому управлению Росса.