Кланы Альфанской Луны

По сторонам дороги стояли гебы — так они называли себя; это было, очевидно, сокращение от точного клинического термина «гебефрения», обозначавшего легкую, подростковую форму шизофрении, — и неподвижно глазели, бессмысленно скалясь. На их лицах даже не было заметно любопытства. Мэри увидела большого белого козла, бежавшего навстречу. Мэри и Мэйджбум отпрянули в сторону, так как не имели понятия, как обращаться с животными. Козел пробежал мимо.

«По крайней мере, эти люди абсолютно безобидны», — подумала Мэри.

У гебефреников, независимо от стадии морального разложения, начисто отсутствовала агрессивность. Мэри следовало искать носителей более опасных синдромов упадка. Она думала, в частности, о личностях с маниакально-депрессивным психозом, которые, находясь в своей маниакальной фазе, имели поистине неистребимую страсть к разрушениям.

Но существовала еще более зловещая категория больных, к встрече с которой готовила себя Мэри. Агрессивность маньяков ограничивалась отдельными импульсами, вспышками ярости, которые выражались, например, в оргиях по разбиванию окружающих предметов. Такие вспышки, в конце концов, проходили.

Однако истинная паранойя предполагала систематическую, постоянную враждебность, которая не только не снижалась с течением времени, а, напротив, становилась все более изощренной. Параноик обладал аналитическим, оценивающим складом ума; он находил тщательно обоснованную причину своих поступков, подгоняя их под определенную схему. Его враждебность могла выражаться не столь откровенно… Однако на значительном отрезке времени она принимала более настойчивые и глубокие формы. Поэтому для таких больных — прогрессирующих параноиков — полное излечение или даже проникновение в суть болезни было практически невозможно. Причем, подобно гебефреникам, параноики могли «приспосабливать» свои взгляды к окружающей действительности.

И в отличие от маниакально-депрессивных и гебефреников — или даже простых кататонических шизофреников — параноики мыслили якобы рационально. Формальный образец их логических построений казался ненарушенным. Однако в глубине души параноик страдал от величайшего умственного расстройства, которое только может случиться с мыслящим существом. Параноик был неспособен к сопереживанию, не мог поставить себя на место другого человека. Окружающие для него как бы не существовали — он воспринимал их как объекты, которые затрагивали или не затрагивали его собственное благополучие. В течение десятилетий было принято считать, что параноик не способен любить. Но это был весьма поверхностный взгляд. На самом деле, параноик испытывал любовь во всех ее проявлениях. Однако как раз здесь и крылся один нюанс.

Параноик воспринимал любовь как некую форму ненависти.

Для Даниэля Мэйджбума Мэри сказала:

— В соответствии с моей теорией люди с разными формами психических заболеваний должны функционировать в этом изолированном мире наподобие классов, напоминающих касты в древней Индии. Гебефреники, например, должны считаться классом неприкасаемых, маньяки — одним из высших классов, классом военных.

— Как самураи в Японии, — заметил Мэйджбум.

— Да, — кивнула Мэри. — Параноики, или параноидальные шизофреники, должны действовать, как класс политиков, то есть разрабатывать политическую идеологию и социальные программы, так как у них имеется глобальная концепция государственного устройства. Простые шизофреники… — Она задумалась. — Они, скорее всего, должны принадлежать к классу поэтов, хотя некоторые могут быть религиозными пророками — так же как часть гебефреников. Гебы, однако, могут выделять из своей среды аскетических святых, в то время как шизофреники — религиозных догматиков. Что касается полиморфных психопатов, то они должны действовать как созидательная часть общества, генерируя новые идеи. — Она попыталась сообразить, какие еще категории больных могут существовать. — Еще могут встретиться личности с преобладанием навязчивых идей — психического расстройства, являющегося развитием мягкой формы невроза навязчивости, так называемого промежуточного расстройства мозга. Эти люди, вероятно, должны стать клерками, конторскими служащими, педантичными бюрократами, из-за своей неспособности создавать нечто новое, оригинальное. Их консерватизм Должен уравновешивать радикализм полиморфных психопатов и придавать обществу стабильность.

— Ваша схема кажется мне весьма любопытной, — заметил Мэйджбум. — Но, в таком случае, чем же она отличается от нашего нормального земного общества?

Некоторое время Мэри соображала. Вопрос был очень хорош.

— Затрудняетесь ответить? — спросил Мэйджбум.