Клара

Пётр Онуфриевич в подрывном деле разбирался тоже. В московской академии учили на совесть и всесторонне. Его предложение взорвать "вошебойку" нашло горячий отклик в душах соратников. Конечно, это малоэффективно с точки зрения пользы фронту, но ведь поднять настроение нашим людям, прищучив "высшую расу" — тоже немало. Пожилой плотник из подпольщиков был уверен, что его возьмут в бригаду — брали всех желающих. Как же, стройка века, сроки назначены рекордные. Пронести мину оказалось несложно. Среди полицаев в тот день нёс охрану наш человек. Даже помог — постоял на стрёме возле электро-щитовой, куда и посоветовал заложить "подарочек" Пётр Онуфриевич. А Прибер принял акт о работе с прокладкой проводки за пару дней до этого.

Накануне открытия Циммерман в сопровождении ортс-коменданта Кренцеля и Байбары решил лично убедиться, что всё готово, а то ведь понятно, что "Эти славянские свиньи понятия не имеют о настоящем комфорте и цивилизации". На первом этаже осмотрели привезённые из Германии дезкамеры.

Взрыв подпольщики решили устроить, когда все соберутся, что называется — взгреть всю эту шушеру на славу. Разобраться в обесточенном здании, заполненном паром и дымом, где выход удалось не всем. Немцы горели, как вши. Многие выскакивали из окон.

К сожалению Циммермана спас Байбара, он быстро сориентировался и нашёл лестницу на первый этаж. Полицаи окружили горящее здание, но рисковать жизнью и спасать «сверхчеловеков» никто из унтерменшей не спешил.

После пожара город притих в ожидании расправы. За каждого погибшего немца расстреливали заложников. Байбара даже восхитился предусмотрительностью нацистов — списки заложников составлялись заранее, как раз для таких случаев. Все, кто хоть как то проявил себя в мирной довоенной жизни, попали в эти списки: ударники труда, активисты профсоюзов.

Приговоренных вывели на площадь, Экке заявил:

— Каждая диверсия должна быть оплачена жизнями комсомольцев, коммунистов, их жен и детей.

Глава 10

Театр

Театр в Павлограде существовал ещё с конца девятнадцатого века и назывался любительский "Графский театр", его построили в 1896 году потомки из рода Голенищевых-Кутузовых, чьё поместье располагалось на территории нынешнего Первомайского парка.

Фашисты позволили в самодеятельном театре "Українець" ставить украинские пьесы.

Весь театр готовился отпраздновать в апреле день рождения великого фюрера.

Министерство пропаганды рейха, возглавляемое Геббельсом, не зря делало ставку на украинских националистов, рассчитывая сделать из них опору нового порядка на территории Украины. Опыт по удачному расколу славян был позаимствован ещё у идеологов Австро-Венгрии. Цвета флага украинских националистов — точная копия жёлто-голубых лент, жалованных австрийцами особо проявившим свою преданность славянам из подконтрольных Австрии бывших славянских территорий — регион Львова и Прикарпатья. Голубой и жёлтый — геральдические цвета Австрийского императорского дома.

В местной газетенке "Павлоградська газэта" было заявлено: "Немецкая непобедимая армия пришла освободить украинский народ от большевизма и большевистских форм хозяйствования".

Руководил труппой театра подпольщик Иван Кузьмич Дахно. Программу концерта подбирали тщательно.

Не случайно гестапо запретило песню "Гей, заграло Чорнэ морэ". Текст народной песни ещё времён первой мировой войны озвучивал историю, повторявшуюся с печальной регулярностью:

Гей, заграло Чорнэ морэ

Бьються хвыли в бэрэгы:

Захопылы Украину

Чорни крукы-ворогы.

Хто ж захыстыть Украину

Од розбийныкив-крукив -

Интэрвэнтив, самозванцив?

Од тых хыжых ворогив?…

[Эй, заиграло Чёрное море

Бьются волны в берега

Захватили Украину

Черные вороны-враги.

Кто ж защитит Украину

От разбойников-воронов-

Интервентов, самозванцев?

От тех хищников врагов?…]

Чёрная эсэсовская форма вызывала буквальные ассоциации.

Всё повторяется в истории снова и снова.

Вместе с актером театра Константином Васильевичем Беляевым худрук Дахно устроил под сценой тайник, куда перевозили оружие отремонтированное часовщиком.

***

По рядам рынка летели листовки.

Рынок тихо бурлил. Люди вполголоса обменивались страшной новостью. Даже торговки, не имеющие привычки разговаривать тихо, испуганно шушукались, сбившись за прилавками. Полицаев действительно прибавилось. Злые, многие с похмелья — поневоле запьешь после такого — вразвалку прохаживались между рядами, нагло прихватывая у торговок то огурец, то яблоко. Искали листовки. Один из них выдрал яйцо между растопыренных пальцев селянки, пытавшейся прикрыть свой товар, и, тюкнув прямо о приклад, жадно выпил. Сплюнув, прилипшую к губе скорлупу, пригрозил:

— Вякни ещё у меня.

Тетка испуганно молчала.

Базар всегда был местом, где можно узнать все новости. Чаще всего люди приходили сюда из-за нужды, в надежде поживиться хотя бы информацией. Всегда по лицам, по повадкам наблюдательный человек мог предположить, кто и зачем пришёл.

В дни, когда фашисты устраивали "акции устрашения", горожане старались поскорее найти то, что нужно и уйти. Рядом с рынком на площади установили виселицы.