Клара и мистер Тиффани

— Я скорблю по твоей маме. Уверена, ты и твой папа очень опечалены.

— Она хотела остаться в «Шиповниках» и никогда не жить в Лорелтон-холле. Папа не любил ее. Он не любит нас.

— О, я уверена, что любит.

— Не любит! Он продержал нас на верхнем этаже всю зиму, чтобы мы не слышали ее стонов. Мы не могли побыть с ней.

Я нагнулась, чтобы утешить девочку, но она убежала прочь вся в слезах, проскальзывая через толпу. Как легко родительская забота может быть неправильно истолкована обиженным ребенком.

Генри Белнэп и я стояли у барьера, огораживающего бельэтаж, и смотрели вниз на оркестровую яму, как мы и делали всегда. Вскоре и там появился мистер Тиффани — с женщиной.

— Кто это с ним? — заинтересовалась я.

— Мисс Джулия Мансон. Она раньше работала с эмалью, но теперь разрабатывает дизайн для ювелирных украшений в своей частной студии.

— Прямо там, в его доме?

— Они работают вместе уже несколько лет.

— Когда Лу умирала там, этажом ниже? Всего шесть месяцев — не слишком ли быстро, чтобы появиться в высшем свете с другой женщиной? — Этот язвительный намек вырвался у меня непроизвольно.

— Льюис должен пребывать среди женщин точно так же, как ему необходимо иметь вокруг себя цветы. Слухи о связи с женой химика ходят уже давно, и у него уже несколько лет есть любовница в Париже.

Я отказывалась верить своим ушам, но внешне старалась не выдать изумления пополам с негодованием.

Во время нашего ужина поздней ночью Генри осмелился высказать мысль, что мистер Тиффани потерял контроль над собой.

— Он утонул в безумных сожалениях. Препирательства со старшими дочерьми. Напивается в одиночестве. По моим подозрениям, почти каждую ночь.

— И вы это видели?

— К сожалению, да. — Генри сделал глоток вина. — Это омерзительно.

— Дочерям известно об этом?

— Как это может быть неизвестно?

Некоторое время мы ели в тревожном молчании.

— Что мы можем сделать? — спросила я.

— Хотел бы я знать. Это кажется более зловещим, нежели обычная утрата.

— Никто не считает свою утрату обычной, Генри.

Он выразил согласие со мной движением вилки.

— Льюис тратит бешеные деньги на Лорелтон-холл. Он превращается в обитаемый мавзолей памяти Лу. Экстравагантность — единственный способ облегчить горе, а поскольку нет Лу, чтобы обуздать его, он совершенно обезумел. Не удивлюсь, если заезжий журналист окрестит этот особняк американским Тадж-Махалом с клозетами. Ирония в том, что покойная никогда не хотела в нем жить.

— Его младшая дочь сказала мне то же самое на похоронах.

— Я знаю, что могу доверять вам и вы не будете распространяться об этом. С моей точки зрения, безрассудное транжирство состояния его отца, заработанного усердным трудом в течение полувека, — это самое безответственное, потакающее прихотям желание, которое могло прийти Льюису в голову. Я бы даже назвал его дерзким, учитывая, что отец покрывал все убытки студий Тиффани с момента создания этой компании.

Мне было болезненно и неожиданно выслушивать все это, но не потому, что осуждение исходило от Генри, а потому, что у него была причина высказаться.

— Вы были там, в Лорелтон-холле?

— Да. Это — гигантская выставка художественного расточительства! Если когда-то и было время задумывать экстравагантные вещи, Клара, оно настало именно сейчас.

— Возьму на заметку. Расскажите же об особняке.

— Он шириной с протяженный городской квартал, с часовой башней, чтобы приучить детей и персонал к пунктуальности.

— Естественно.

— И с исламским минаретом. Большая часть дворца великолепна, но для моего чувствительного восприятия в целом он грешит излишествами.

— Это отнюдь не более умеренный, современный подход, который вы исповедуете?

Генри расхохотался в тарелку.

— Нет, но центральный двор с фонтаном просто изысканный. Чистый Тиффани в самом экзотическом исполнении. Назовите его мавританским, персидским, турецким — легкий и полный воздуха. Восьмиугольное пространство возносится на высоту трех этажей к потолку из мерцающих раковин, выложенных по принципу рыбьей чешуи. Верхний и нижний балконы поддерживаются колоннадами, окружающими восьмиугольный каменный бассейн, нечто вроде исламской бани, с каннами и плавающим лотосом.

— Неплохая информация для разработки лампы.

— В центре бассейна — изящная ваза, выдутая из стекла, высотой с ее хозяина. Вода подается изнутри вверх и стекает вниз по наружной поверхности, в то время как вращающиеся цветные колеса под ней заставляют ее менять оттенки.

— Значит, он действительно сделал пятифутовый сосуд. Я имею в виду нового стеклодува. Я видела, как он изготавливал трехфутовый. После этого мистер Тиффани даже не похвалил его. Он просто захотел еще более высокую.

— Это стало типичным для него в последнее время: требовательность и властолюбие. Выходит на свет его темная сторона, а новое состояние дает возможность выражать ее без ограничений.

— Что вы имеете в виду под темной стороной?