Мистер Тиффани бросил взгляд на огромные дедовские часы, возвышающиеся, как постовой, под лоджией. В минуты спокойствия между потрескиванием огня они издавали тиканье, подобно торжественному, неумолимому метроному.
— Осталось две минуты.
— Тогда я ухожу.
— Останьтесь! — приказал он, будто я комнатная собачонка. — Это не займет много времени. — Короткий рык вылетел из его горла. — Я мог бы быть более вежлив еще кое с кем здесь.
Мистер Тиффани, наделенный острым восприятием своих недостатков, казалось, был прискорбно удовлетворен ими.
Послышались шаги на лестнице. Он едва успел отвернуться от огня, как был вынужден представить близнецов, Джулию и Комфорт. Девушки были красивы, более юное переиздание их элегантной матери, безупречно одеты и причесаны, одна в павлиньем ярко-синем, другая — в изумрудно-зеленом платье. Продуманный выбор.
— Почему вы не внизу, с гостями? — Равнодушие сделало его голос совершенно невыразительным.
— Это ужасно и неловко. Они пялятся на все, даже на нас.
— Все, что от них услышишь, так это как они благодарны за приглашение и что за великий человек мистер Тиффани.
— Может, вам не повредило бы выслушать это.
— Мы принесли наши прошения в Брин-Мор-колледж. Они написаны полностью, — ровным голосом произнесла Джулия.
— Нам нужна твоя подпись, — произнесла Комфорт, будто это было что-то незначительное.
— И чек для каждой из нас.
— Кто сказал, что вы можете подать прошения?
— Наши учителя.
— Я — Глава дома, а не ваши учителя, — произнес он с гневной шепелявостью.
— Пожалуйста, папа.
— Последний срок подачи — понедельник в пять часов, — умоляюще пролепетала Джулия.
Это выглядело продолжением предыдущих сражений. Поскольку отец не протянул руку за прошениями, Комфорт положила свое ему на колени. Джулия быстро последовала ее примеру. Он бросил взгляд на бумаги, не дотрагиваясь до них.
— Ты все еще указываешь микробиологию в качестве области изучения?
— Да, папа. Она мне чрезвычайно нравится, — промолвила Джулия.
— Глупости! Ни одна из моих дочерей не станет врачом, запускающим свои пальцы в человеческие задницы, — с яростью заявил отец и стряхнул прошения на пол.
Меня словно пронзило насквозь.
— Пожалуйста, папа. Мама считала, что девочки должны иметь такое же образование, как и мальчики.
— Я — не ваша мама.
Комфорт подобрала бумаги, разгладила листы дрожащими пальцами и положила их на стол рядом с отцом, поверх чека для лечебницы.
— А ты что записала?
— Литературу и искусство, — пробормотала Комфорт.
— Чтобы стать художником, не нужна научная степень. У меня никогда не было научной степени. Ты можешь рисовать акварели и писать рассказики, как всегда и делала под этой крышей.
— И они все будут одинаковыми, потому что я не знаю больше ничего. Я достигла предела того, что могу делать сама.
— Я не верю в пределы. Миссис Дрисколл подтвердит вам.
— Тогда не ограничивай нас! — огрызнулась Джулия.
Какие мысли могли роиться в его голове? Что с университетским образованием они интеллектуально превзойдут его? Непреложное правило семейства Тиффани. Он не достиг цели превзойти своего отца, а теперь страховался, чтобы дочери не обогнали его. Что за болезненная извращенность! Но они сильные девушки. «Хотя лотос и вырастает из грязи, сам он незапятнан»… Я могла надеяться только на это.
— Мы не понимаем тебя, — промолвила Комфорт.
— Тут нечего понимать. Я дам вам все, что пожелаете. Хотите пляж? Я устрою пляж. Теннисный корт? Кегельбан? Хотите лодку? Я подарю вам яхту. Желаете чистокровную лошадь? Я дам вам целую конюшню, полную скакунов. Я обеспечу вам красивый особняк, где вы сможете закатывать праздничные вечеринки.
— Мы не хотим твой особняк, — заявила Джулия. — Мы его никогда и не хотели. В нем холодно. Мы хотим жить в «Шиповниках».
— Мама хотела остаться в «Шиповниках». Кому хочется жить в музее? Ты никогда не прислушивался к нам. Тебе было все равно, — плаксиво протянула Комфорт.
— Ты и сейчас не заботишься ни о ком, кроме себя.
— Не смей говорить это в присутствии гостьи! Или мне прямо в лицо!
Отец сгреб бумаги и швырнул их в огонь.
Глава 42
Каштан, лотос и карандаши для рисования
В воскресенье после бала у Тиффани Элис уговорила меня совершить первую поездку на подземке. Не очень хотелось, но первую линию открыли уже два месяца назад, так что я согласилась исключительно ради подруги. Предполагая, что под землей будет холодно, мы надели шерстяные пальто, шляпы, перчатки, ботики и направились по бурой слякоти за три квартала к югу, к станции Юнион-сквер. Женщина, закурившая сигарету на входе, была арестована полицейским прямо на наших глазах. Это вызвало у меня раздражение. Она никому не делала вреда. Полицейские не арестовали бы курящего мужчину.
— Этого достаточно, чтобы заставить меня закурить просто в поддержку ее права, если бы только я не питала отвращения к вдыханию грязного дыма.
Мы уплатили по пятицентовой монетке и спустились вниз.
— Разве ты не чувствуешь себя подобно шахтеру, погружающемуся под землю? — пристала ко мне Элис.