Клара и мистер Тиффани

Женщина, хлопотавшая у жаровни прямо у выхода из подземки, продавала жареные каштаны. Я купила бумажный кулечек, наполненный ими, и тепло, исходящее от орехов, приятно грело даже через перчатки. Я протянула кулечек Элис.

— Лучше, чем сигарета, — согласилась подруга. — К тому же нас не арестуют.

Мы поплотнее затянули наши шарфы и пошли бесцельно бродить, поедая каштаны. Первый снег, который истоптали в бурое месиво на Манхэттене, все еще облекал здесь землю в девственный белый покров на полях и незастроенных земельных участках. Все выглядело так, будто мы приехали в другую страну.

— Этот снег не напоминает тебе Огайо?

Я пожала плечами.

— Клара, сделай же над собой усилие! Я затеяла это, чтобы подбодрить тебя, а ты встречаешь в штыки все, что я тебе говорю. Я знаю: что-то произошло на верхнем этаже в доме мистера Тиффани прошлой ночью.

— Если бы ты видела его, у тебя разбилось бы сердце.

— Тебе нет нужды говорить мне об этом, но ты проявляешь слабость, позволяя этому сломать тебя. Несправедливо с твоей стороны испортить нам первую поездку. В «Таймс» написали, что с этого момента Нью-Йорк станет другим. Разве ты не хочешь запомнить его с небольшим привкусом счастья? Где тот дух, что вел нас по Четвертой авеню? Здесь красиво. Дай мне услышать, как ты произнесешь это.

— Прости меня. Да, здесь красиво. Посмотри на этого снеговика.

Он был водружен перед деревянным строением с просевшими ступеньками веранды. Веточки вместо рук, морковка — вместо носа, больше на лице ничего не было, а под подбородком была подвязана тряпица. Некоторые семьи находили для себя радость в том, чтобы создавать нечто из даров природы, доставшихся им бесплатно, и бесплатно же предлагать это соседям.

Смиренная простота снеговика и его вековая традиционность тронули меня. Я вставила два каштана на место глаз и рядок пониже, изогнутый, чтобы изобразить улыбку. Этого мне было достаточно.

— Само совершенство, — похвалила Элис. — Они придут домой и обнаружат его, рождественское чудо.

В понедельник я вернулась к работе над лампой с лотосом, исполненная дурных предчувствий. Либо это будет мешанина не связанных друг с другом элементов, либо результат станет новаторским и потрясающим. Я забросила фонтан из объемных выдутых бутонов. Теперь я работала над изделием, которое знала лучше всего, — над абажуром из свинцового стекла.

Мистер Тиффани любил показывать больше чем одну стадию развития цветка. Я представлю элементы, которые так бы ему приглянулись, — полностью распустившиеся цветы разных оттенков темно-розового, пурпурного и красного, цветов страсти.

Но я пребывала в затруднении. Каким образом подвесить абажур вокруг бутонов? Я рисовала оснастку от основания до ободка, предлагая прямые стебли, поднимающиеся из воды. Но как бы я ни подходила к этому, они огорчали меня, смахивая на скелет с чрезмерно большими ребрами.

Возбужденная, я отшвырнула карандаш и начала вышагивать по студии, душной от тепла радиатора, потом сбросила со стола все наброски моих провалившихся попыток.

Я надела пальто и вышла подышать свежим воздухом. Перед глазами так и стояла картина мистера Тиффани, вдребезги разносящего неудавшиеся вазы в помещении готовой продукции.

Я дошла до Пятой авеню, купила у уличного торговца сосиску и продолжала гулять весь обеденный перерыв. Никакого решения так и не пришло в голову, но ничего страшного. Предоставить мистеру Тиффани возможность помозговать над головоломкой по проекту могло решить более чем одну проблему.

Как только я вернулась, зашел Джо Бриггз насчет планирования новой студии для переезда компании на Пятьдесят пятую улицу и Мэдисон-сквер. Мы согласовали решение настаивать на оборудовании помещений легкими висячими осветительными приборами из белого стекла с молочным отливом вместо голых электрических ламп, которые размывали отбираемые нами цвета. Он показал мне проект рам для листового стекла с местами для этикеток, чтобы нам не приходилось гадать о цвете по кромке стекла.

— Годится? — Он всегда отличался острым желанием угодить.

— Подойдет идеально!

На взгляд ему было лет тридцать. Джо пришел работать к Тиффани, когда ему исполнилось восемнадцать, будучи иммигрантом из Англии. В новом здании он должен был возглавить мужской мозаичный отдел, примыкающий к нашей женской студии. Таким образом, Бриггз мог использовать некоторых девушек для помощи по его огромным мозаичным заказам и держать их занятыми, если у нас в работе наступало затишье. Но и сам Джо всегда под рукой, чтобы обработать и посадить на цемент наши собственные мозаики. Это был первый шаг по стиранию различий между схожими отделами и важное изменение подхода нашего начальства.