Клара и мистер Тиффани

Станция подземки была залита электрическим светом и выложена зелеными и белыми изразцами.

— Здесь так светло и чисто, — удивилась она. — Похоже на дорогую ванную комнату.

Платформа обрывалась в темную, наводящую жуть канаву из двух параллельных рельсов, и мы могли слышать стук и скрежет приближающегося поезда. Когда механический циклоп со своим единственным лобовым прожектором, ревя, подкатил к нам, предваряя его появление, прибыл сильный порыв ветра, и мы были вынуждены схватиться за наши шляпы. Все было рассчитано настолько хорошо, что состав остановился на расстоянии нескольких дюймов от платформы и на той же самой высоте. Нам не приходилось лезть наверх, как это было с другими поездами.

Маршрут следовал по Четвертой авеню на окраину города. Джо Бриггз поделился со мной, что мистер Тиффани злился, почему Двадцать третья улица не стала одной из станций экспресса. По его мнению, это должно было привести больше людей в его демонстрационные залы.

— Сейчас мы проезжаем студии Тиффани, — пропела Элис голоском, смахивающим на чириканье птички.

— Откуда ты знаешь?

— Я просто ощущаю их призыв. А разве ты не чувствуешь? Это — блаженное состояние.

— Даже хотя ты еще не вернулась назад?

— Когда-нибудь вернусь. Он пообещал.

— Не слишком полагайся на это.

В том, что сказала его дочь Джулия, было зерно истины: ее отец не заботился ни о ком, кроме себя. Или же проявлял заботу о ком-то из чувства вины после того, как человек покидал его. Мне было ясно: Тиффани боялся, что дочери оставят его. В конце концов, они уйдут независимо от того, поступят в колледж или нет. Просто его тирания доведет их до этого раньше. Мне хотелось набраться храбрости, чтобы высказать ему все, — это могло спасти его от непоправимого шага. Но я не имела права на такой поступок.

На Большом центральном вокзале на Сорок второй улице поезд со скрежетом повернул на запад, доехал до Бродвея, где сделал еще один поворот, и понесся к окраине города.

— Разве ты не ощущаешь, что мы стремительно движемся в современный мир? — спросила Элис.

— Я и не подумала об этом.

— В «Таймс» написали, что мэр Макклилэн запустил подземку с помощью серебряной рукоятки управления, изготовленной в «Тиффани и Ко», — просветила меня подруга.

— Бесплатная реклама. Мистер Тиффани выучился этому от своего отца, который перенял подобные приемы от Ф.Т. Барнума.

— Разве не восхитительно, что мы каким-то образом связаны с большими свершениями в городе?

— Надо полагать. Только вот известности мы от этого не получаем.

— Ты только подумай: конки и подземка сосуществуют бок о бок, точно так, как масляные и электрические лампы. Интересно пребывать в самой гуще больших перемен.

Мы потеряли представление о том, где находимся, пока не увидели вывеску Большой окружной станции на юго-западном углу Центрального парка.

— Ну и цирк! — Она хлопнула себя по щеке, озаренная новой идеей. — Летом можно приехать сюда в обед и заморить червячка, сидя на зеленой травке.

Я пыталась постичь все ее возбужденные открытия, но безысходность тяжким грузом давила на меня. Я никак не могла отделаться от отвращения, вызванного поведением мистера Тиффани прошлым вечером, так же как и не могла сказать, почему оно невыносимым бременем легло на мой ум.

По дороге на окраину состав выехал на виадук, пересекая долину мощеных улиц города, который еще не вполне сюда добрался. Лачуги, птицеводческие фермы и каменоломни держали оборону против постепенного наступления окраин, заполняя пространство между крошечными новыми особнячками.

— Как странно, — вырвалось у меня. — Какой-нибудь матроне в семье нувориша, подающей салат из цыпленка на пятичасовом чаепитии, будет досаждать писк цыпленка, которого режут в соседнем здании.

Беатрис проживала в одном из этих больших новых домов со своей семьей, пока не собралась замуж. Она призналась, что помолвлена с литератором, неким Слиффардом Смайтом, который был твердо настроен начать раздел по обзору книг в «Нью-Йорк таймс», и девушка горела желанием помогать ему. Когда я сказала ей, что у нее есть талант к работе со стеклом, Беатрис ответила:

— Может, и так, но я не испытываю желания делать это своим призванием.

Надо полагать, мое лицо приняло оскорбленное выражение, ибо она поспешила добавить:

— Я не хочу сказать, что это не сулит хорошей жизни. Это просто неподходящий для меня образ жизни.

Мне пришлось согласиться с этим, что сегодня стало еще одной причиной моего дурного настроения, отягощенного размышлениями о разнице между хорошей и неподходящей жизнью. Невзирая на это, я ощущала возбуждающую неугомонность города, растущего в северном направлении.

Состав вновь нырнул под землю и доехал до конца линии на Сто сорок пятой улице.

— У нас ушло на дорогу всего сорок пять минут, — сообщила Элис. — Мы проехали около восьми миль. Разве не чудо?

— Я предпочитаю велосипед. Что мы будем делать теперь?

— Выйдем и осмотримся.

Не обращая внимания на мое мрачное настроение, она пошла первой.