Из моих полуоткрытых губ невольно вырвался свист. Над двумя павлинами, взирающими друг на друга, привычное христианское изображение тернового венца было преобразовано в переливающийся бликами царский головной убор для Господа Всемогущего, тернии заменили большие драгоценные камни из стекла в истинном стиле Тиффани.
Удивительно, как он смог добиться такой глубины и насыщенности простых акварельных красок, столь схожих с лаком, что они звучали в унисон, подобно аккордам большого церковного органа. Даже названия этих оттенков несли в себе языческое великолепие. Шеи павлинов изумрудной зелени и сапфирной синевы. Перья хвостов из алой киновари, испанской охры, флоридской золотой краски. Драгоценности венца переливались желтизной мандарина и всеми оттенками перидота. Фон из бирюзы и кобальта. Ах, как бы заполучить в свои руки эти яркие оттенки! Ощутить прохладу синего стекла, подобного застывшим кусочкам моря. Огранить огромные драгоценности для короны, чтобы они засияли и начали испускать лучи света. Забыть обо всем, кроме стекла передо мной, и сотворить из него нечто ослепительное.
Только уверившись в том, что мой голос не будет исполнен предательского рвения, я заговорила:
— Видно, что ваша оригинальность вам не изменяет. Только вы могли додуматься поместить павлинов в часовню.
— Разве вам не известно? — взвился мистер Тиффани, явно не веря своим ушам. — Они символизировали вечную жизнь в византийском искусстве. Считалось, что их плоть не подвержена тлению.
— Эта информация, несомненно, пришлась для вас очень кстати.
Он разразился кудахтающим смехом, так что я нащупала верный путь.
Мистер Тиффани швырнул на ковер еще несколько рисунков:
— Алтарь из мрамора и мозаики, окруженный мозаичными же колоннами, и крестильная купель из непрозрачного свинцового стекла и мозаики.
— Этот купол — крышка купели? Из непрозрачного свинцового стекла?
Он посмотрел на меня не иначе как с нежностью и обозначил мне ее размер распростертыми руками, будто прижимал к себе эту вещь.
Меня озарила соблазнительная идея.
— Представьте, что она будет меньшего размера, а сделают ее из полупрозрачного стекла. Если придумаете, каким образом скрепить части купола, это может стать способом изготовления и формой для абажура лампы. Витраж, окружающий лампу со всех сторон из, скажем, — я обвела взглядом комнату, — павлиньих перьев.
Он резко вскинул голову с потрясенным выражением лица: эта внезапная мысль поразила его, как будто была его собственной.
— Абажуры из свинцового стекла, — пролепетал мистер Тиффани в изумлении, и его голубые глаза засияли.
— Вы только подумайте, где можно применить это, — прошептала я.
— Я думаю. Я думаю! — Мистер Тиффани подергал себя за бородку. — Это блестяще! Совершенно новое изделие! Мы будем первыми на рынке. И не только с великолепием павлиньих перьев, но и с бесконечным многообразием даров флоры!
Из-за волнения мистер Тиффани перестал следить за своей шепелявостью, которая проявлялась, только когда он начинал разглагольствовать со страстью.
— Но в первую очередь — часовня. Это пока останется нашей тайной.
Мужчины, хранящие тайну, — казалось, они бессознательно привлекали меня.
— Кроме отделения витражей и отделения мозаики, над оформлением часовни у меня работают шесть женщин. Я всегда полагал, что женщины обладают большей чувствительностью к оттенкам цветов, нежели мужчины. Вы сами удостоверились в этом. Вот я и хочу нанять больше женщин. Они будут в вашем подчинении.
— Это меня устраивает.
Глава 2
Фламинго
— Вам придется полюбить это до такой степени, чтобы отринуть и забыть всякую другую любовь, — заявила я. — Включая мужчин, Вильгельмина.
Сидящие вокруг женщины, которые резали стекло, чертили или рисовали в женской студии на шестом этаже, услышав это, оторвались от работы и окинули девушку оценивающим взглядом.
— Если вы не испытываете такого желания, то выходите через дверь, в которую вошли, и поищите другую работу.
— У меня есть такое желание. — Тон ее голоса был столь же исполнен нетерпения, как и мой — резкости.
— Тогда хорошо. — Я дала ей стальной диск-стеклорез, четырехдюймовый кусок стекла, показала, как разделывать его.
— Не бойся. Плотно нажимай, — поучала я. — Вы должны овладеть стеклом, указывая ему, где оно должно уступить вам и поддаться. Это как жизнь. В противном случае оно даст трещину.
— Это поначалу нелегко, миссис Дрисколл, — возразила Вильгельмина.
— Можешь называть меня Кларой.
Я нашла эту широкоплечую полногрудую шведку с льняными волосами в «Ассоциации молодых христианок», где она посещала бесплатные занятия по искусству. Несмотря на руки грузчика и внушительный шестифутовый рост, ей было всего семнадцать лет.
Вильгельмина выполнила надрез в стекле под прямым углом.
— Теперь легонько постучи по стеклу.
Девушка постучала стеклом по кромке стола, и отвалившийся кусок упал на пол и разбился.
— Вот те на!
— Всегда подставляй руку, чтобы подхватить его. Пока это только практика, но, как только начнешь работать, за разбитые куски будут вычитать из твоего жалованья.